на Иргиз за грибами. Тут река делает зигзаг и течет себе навстречу. После жаркой степи лесистые берега казались тайгой. Тень, прохлада. А ковер из прошлогодних листьев – мягкий, ноги тонут до щиколоток. Искать под ним грибы – нужен навык, но кое-что нашли, то ли сыроежки, то ли волжанки.
Это дерево росло рогаткой и я, дурак, забрался на него. О – го – го! – далеко разносился мой голос. Ау – ау, – отвечали со всех сторон коллеги, боясь заблудиться, но при всем желании не сделали бы этого: с одной стороны – степь, с другой – извилистое русло Иргиза.
– О – го – го! – вновь загоготал я и, сорвавшись, полетел вниз. Упал-то на ковер, но с сучком в спине.
Перепугались коллеги, увидев мое перекошенное от боли лицо и торчащий из спины сук: не насквозь ли проткнуло бедолагу.
Засуетились, заголосили бестолково.
– Заткнитесь, – гаркнула Анна Гавриловна. – На другом берегу Иргиза сумасшедший дом, надо привезти медика. Давай, Петя, поехали.
Она вскочила в «козла», так мы называли редакционную машину ГАЗ-69, за ней – водитель, успевший выбросить нам аптечку. Йод и вата с бинтом там были.
Машина укатила к переливной плотине, а оставшиеся занялись мной. Двое числились в военкомате медсестрами, но все бестолку – только измазали меня йодом.
Ждали мы долго, но, наконец, подкатил «козел», из которого вместе с нашими вылез маленький толстый человечек.
– Где тут раненый, – в руках он держал бутылку водки и сумку с хирургическими инструментами. Осмотрев меня, протянул бутылку:
– Пей и не бойся.
– Сколько пить, – спросил я дрожащими от страха губами.
– Всю пей.
Потом он, как мне рассказывали, зажал кончик сучка щипцами и рывком вытащил его. Вот тут пригодился йод. Доктор зашил мне рану и похлопал по плечу:
– До свадьбы заживет, – в глазах у него мелькнуло что – то дьявольское. – Трудно будет – приезжайте к нам в психушку.
– Уж лучше вы к нам.
– Приеду, годок остался.
Когда его увез Петя, я спросил журбабу Анну Гавриловну:
– Почему он так сказал?
– На поправку пошел, через год обещали выписать из дурдома.
– Так он сумасшедший? – пьяно выговорил я.
– Он действительно доктор, но свихнулся: жена с любовником укатила за кордон, – объяснила журбаба.
– Радоваться тут надо, – неуверенно пробасил фотограф Дмитрий Порфирьевич, от которого, говорят, уже три жены сбежало.
Разные люди. Разные нравы.
УКРАЛИ УЗЕНЬ
У бабки Фимы из Черной Падины была корова Ночка. Кормилица. Молоко меняла на концентраты, сено заготавливала на лужайке у излучины Узеня сама. Срезала траву серпом, перевозила ее в наволочке матраца на легкой велосипедной тележке. Сосед Пахом постарался, и серп точил, когда затупится.
В этот день она погнала корову на выпас к Узеню на зорьке, ночь еще цеплялась за дома и деревья, тень от которых становилась все короче и бледнее.
Ближе к речке больше было травы,