ненастоящим, как пятно в темноте, которое иногда улавливаешь краем глаза. Губ коснулось что-то холодное, металлическая чашка стукнула о зубы и язык обжег терпкий настой. Последнее, что я увидела, – это расплывающуюся фигуру Риона, который махал руками и что-то кричал Виту, и коричневые, покрытые рыжей дорожной грязью сапоги неизвестного. Шумел дождь…
Из темноты меня выдернула боль. Отдаленная, дергающая. Вполне можно отмахнуться. Раз голова болит, значит, ее никто не оторвал за ненадобностью. По телу разливалось странное, даже приятное ощущение онемения, так бывает, когда сунешь руку в ледяную воду.
По лицу текли капли разошедшегося дождя, гром молотом ударил по ушам. Веки казались неимоверно тяжелыми, а тело ватным, так уже было один раз, когда я вместо бабушки выпила чай с сонной травой. Сегодня мне любезно преподнесли отвар елики. И, кажется, переборщили. Сколько в меня влили? Глоток? Два? Пять? Последнее вряд ли, иначе я бы не проснулась.
Руки и ноги не слушались. Темнота, неподвижность. Сижу? Стою? Лежу? Эол, как же страшно!
Бабка рассказывала, что однажды травник из Куряков не рассчитал с этим отваром. До смерти, конечно, больного не довел, только до паралича. Эол! Мне предстоит провести остаток жизни закованной в эту мглу? Запертой в ловушку неподвижного тела, где каждый миг тянется как вечность? Нет уж! Выбираю белый платок и деревянный ящик. Самое время врагам меня добить, и побыстрее.
– Смотри, кто проснулся! – произнес знакомый голос.
– Мм, – промычал еще кто-то. Видимо, я.
Глаза открылись с трудом. Мир расплывался цветными подвижными пятнами, словно камешки за толщей воды. Сверкнула молния, и самое большое пятно превратилось в человека. Хорошо, хоть не в дасу…
– Потерпи немного, сейчас станет получше, – уверил тот же голос.
– Мммшшт, – ответила я непослушными губами.
На самом деле должно было прозвучать:
«Конечно, можете не торопиться, я все равно никуда не уйду».
Наверное, и хорошо, что не прозвучало. Благоразумие на этот раз окончательно меня покинуло, его сменил страх. Не просто страх, а испуг, сильный, как удар кнута, и такой же обжигающий.
Почему я не могу двигаться? Почему не могу говорить? Что со мной? И вообще, кто-нибудь собирается меня спасать? Или уже некому? В последнее верить упорно не хотелось. Надо же, Айка Озерная, привыкшая в этой жизни полагаться лишь на себя, лежит непонятно где и надеется на помощь. Эол, ты великий шутник, особенно когда собираешься поучить кого-то из своих неразумных детей жизни.
Так, не об Эоле сейчас надо думать, а о себе!
Тело все еще отказывалось слушаться, вот только глаза… Я часто заморгала, стараясь смахнуть ледяную влагу. Похожее на человека пятно качнулось, налетевший ветер обжег холодом воспаленные веки.
– Ну как? – Человек склонился, и я наконец смогла его увидеть. Не его. Ее. – Какая же ты настырная, – попеняла рыжая Лиска. – И везучая.
– Или наоборот – невезучая, – добавил