загорелись лихорадочным блеском, и он удовлетворенно потер друг о дружку, ставшие замерзать ладони. В подвале было довольно прохладно, и Александру Михайловичу казалось, что холод покалывает его тело тонкими невидимыми иглами, которых с каждой минутой становится все больше и больше. Лева засунул руки глубоко в карманы кожаной куртки, выдохнул изо рта матовое облачко пара и задумчиво произнес:
– И при чем тут ранние христиане…
Александр Михайлович довольный тем, что, наконец-то, поймал нить, выводящую их из холодного подвала, в манящие дали ловозёрской тундры, ответил:
– Я думаю, если сделать вот так – Александр Михайлович попытался сложить окоченевшие руки трупа, покрытые витиеватыми узорами из свастик, на груди, но у него ничего не получилось – если сложить руки на груди, как принято складывать руки у покойников, то получиться такая картина – ворон несет в клюве рыбу, то есть добычу, в гнездо.
– Похоже на то. А гнездо, я так полагаю, находится на шаманском погосте? Что-то напоминает сказку о Кащее, только не хватает яйца, иголки и дурня! Хотя, не уверен… А может этот самый ворон хочет вернуть рыбу домой, в Нижний Мир? Зачем ему такая шипастая – есть будет, так подавится!
Александр Михайлович утвердительно кивнул головой.
– Вот видите, Лева, вы же сами на свои вопросы и отвечаете. Дело в том, что люди всегда пытались схоронить свои богатства в земле, ближе к Нижнему Миру. Шипы на рыбе говорят нам о том, что богатство это опасно, и отправляться на его поиски, а тем более изымать из тайника, не стоит. Видите этих белых змей, что выползают на ладони шамана? Это стража – злобная страшная и коварная. Пощады не будет никому.
– А вот этого говорить не стоит, я сюда приехал задание партии выполнять, и вы, Александр Михайлович, вместе со всеми вашими символами меня не запугаете. Ясно?
Соловьев равнодушно пожал плечами и, демонстративно повернувшись к трупу, продолжил изучать татуировки далее.
Лева развязал тесемки на папке и принялся читать, лежащий внутри нее, один единственный лист. Быстро пробежав написанное глазами, Лева с явным неудовольствием констатировал:
– Да-а, вот работнички, мать их за ногу! Здесь же никакой информации! Ни одного протокола допросов! Получается, что доставили его сюда, а он на следующий же день от страха и помер. А перед смертью только и сказал одно слово… Понятно, почему они оба глаза в пол прячут – их самих допрашивать надо!
Алекасандр Михайлович повернулся к Лёве
– Какое слово?
– «Дженга».
В глазах Александра Михайловича промелькнуло скрытое изумление и он, как-бы пытаясь что-то вспомнить, затеребил пальцами кончик носа.
– Лёд!
– Что «лёд»?! – Лёва недоуменно посмотрел на Александра Михайловича.
– «Дженга» по-лопарски – «лёд»!
– Мне это пока совершенно ни о чём не говорит – угрюмо процедил Лёва, а вот вы, Александр Михайлович, как бы не заметили одну интересную деталь…
– Какую? –