но ещё не успел придумать, зачем принц заговорил с ним и что можно ответить, когда Таэлир продолжил, немного насмешливо, и стало ясно, что он тоже узнал Унимо:
– И что же шейлир рода Ум-Тенебри делает в таком… хм… неподходящем месте?
Уже пришедший в себя Унимо подумал, что он мог бы спросить принца о том же самом, но шейлирское воспитание не позволило ему ответить вопросом на вопрос.
– Слушаю стихи, Мэйлорис16, – произнёс Унимо с вежливой улыбкой.
Принц огляделся по сторонам, а потом кивнул. Некоторое время они сидели молча, слушая какого-то молодого поэта, который читал свои красивые и гладкие, но без того внутреннего огня, как у Коры, стихи.
– Слышал, что отец лишил вас наследства, – снова заговорил Таэлир.
Унимо поморщился: «Неужели все уже знают? Хотя да, кому, как не королевской семье, знать о том, что происходит в семействах их столичных шейлиров. К тому же и городской приют в фамильном доме Ум-Тенебри – красноречивее всяких слухов».
– Это правда, Мэйлорис, – ответил Унимо, не глядя на собеседника. Он решил, что в таких экзотических условиях некоторыми правилами этикета можно поступиться.
Тем более что и сам наследный принц вёл себя не по Придворному уставу.
– Ка же вам повезло! – воскликнул принц, и Унимо удивлённо повернулся к нему.
Лицо и тон Таэлира не выражали ни капли насмешки – разве что немного горечи. Нет – очень, очень много горечи.
Принц снова осмотрелся и, заметив что-то в толпе справа, доверительно сообщил Унимо:
– Королевские ищейки. Очень несообразительны, но упорства им не занимать. Так что мне пора, – вздохнул принц. И добавил, вспомнив, наконец, об этикете: – Приятно было с вами встретиться, лори, в такой… необычной обстановке.
– Взаимно. И… удачи вам, Мэйлорис, – с совершенно не придворной искренностью сказал Унимо.
Перед тем как окончательно раствориться в толпе, принц добавил с неожиданно серьёзным видом:
– Если понадобится помощь, Унимо Ум-Тенебри, я к вашим услугам. То есть, если это ещё будет в моих силах, конечно. Прощайте.
Унимо сидел, не слыша ни слова из того, что вдохновенно произносил очередной поэт, и думал о том, что стоило ему оказаться на улице, как он постоянно узнаёт какие-то удивительные и невероятные вещи. Неужели всё это время, все почти пятнадцать лет, он просто не замечал их, запертый в темнице своего благополучия?
Когда Унимо снова стал различать, о чём говорили вокруг, какое-то слово прокатилось по кругу и вернулось к Коре – кажется, кто-то спросил её, что такое – быть поэтом.
– Если у меня
получится рассказать слепому,
какое оно – небо,
только тогда я
признаю себя поэтом,
а до этого -
просто пастух я
в чудесной долине, где эхо
подбирает мне рифмы,
а ветер
шепчет