вознаграждается всякая, даже самая ничтожная в этом направлении, попытка человека.
Пытающийся объяснить Его волю и подвести ее под человеческий шаблон справедливости или несправедливости неизбежно впадает сначала в возмущение Богом, а затем, если не остановится вовремя в своем безумии, и в отпадение от Него.
Сначала еле заметно, еле уловимо для человеческого глаза, а затем уже определенно и ярко; иногда даже, если не в нас, то в наших детях, которых мы очень часто, ослепленные безумием нашего осуждения, с первых шагов делаем свидетелями этого страшного греха и заражаем этим деянием их юные сердца.
О, берегитесь быть невоздержанными перед вашими детьми!
Всякая в этом направлении горделивая необдуманность, незакономерность, превышение, если так можно выразиться, данного нам – это те горячие угли, которые родители незаметно для самих себя в своих детях собирают на свои головы.
Такой быстрый и скорый результат греховности осуждения Божества, мне кажется, объясняется тем, что человеческий ум физиологически не выдерживает, помимо своего сознания, того, что не подлежит ему; все равно как баллон, вмещающий в себе 50 кубических метров газа, не выдерживает и взрывается при попытке вместить в него 51 куб. метр, так и человеческий ум.
– Но как же должно относиться к этим явлениям человеческого страдания? – спросят, быть может, некоторые меня.
Да так же, как к этому относится описываемый нами старец Герасим: отдать всего самого себя на служение и облегчение участи этих несчастных; всеми силами и средствами стараться облегчить эту участь; помогать им и словом и делом; спокойнее, терпеливее, безропотнее относиться к их участи.
Указывать им, что тот или другой физический недостаток неизменно в человеческой природе восполняется каким-нибудь излишком, каким-нибудь усилением.
Это при некоторой наблюдательности можно прекрасно установить в природе каждого такого несчастного.
И это при некоторой рассудительности, при некоторой вдумчивости может очень часто – в тяжелую минуту раздумья, угнетения, скорби калеки или урода, а в особенности в периоды мучительного отчаяния – служить ему тем светлым лучом, который, прорезавшись в беспросветный мрак его личной жизни, не только скрасит тяжесть его положения, но даже понудит его перейти от ропота к благодарению, от проклятий к благословению и от скорбных стонов к славословию.
Удивительно умело, просто, красиво и по-христиански делает это любвеобильный отец Герасим.
Для примера:
Входим с ним в помещение безнадежных инвалидов, и перед нами высокая, стройная фигура седого старика-монаха, который держится с изумительным достоинством, если хотите – с какой-то очень подходящей его внешнему виду осанкой; но он совершенно слепой.
Старец Герасим, знакомя с ним посетителей, так хорошо, так тепло, так просто говорит: «А это – Иван Андреевич. Господь его наградил чудным даром памяти и искусством