я 22-й.
– Чего? – брови пузатого поползли к пробору.
– 22-й – это мой порядковый номер.
– Господи! Это что же, у вас номера вместо имен?
– Учитель считает, что мало кто из людей на самом деле достоин носить имя. Буквы еще надо заслужить, а с цифрами гораздо проще. Так сразу понятно, кто за кем приобщился к нашей коммуне, кто за кем стоит в иерархии. И правило даже есть: старший номер уважай, младшему помогай.
– Чего только не придумают! – усмехнулся пузатый. – Ну а раньше, до того как – было у тебя имя?
– Раньше было.
– И что, мать-то с отцом не называют тебя теперь уже так, что ли? На 22-го переключились?
– Переключились.
– Дела!
Тут уже пузатый не нашел чего бы такого умного сказать и перешел прямо к делу:
– Вот тут у нас, смотри, подиум будет, на котором вашему учителю восседать. А вот тут – отсек для экспертов, которые должны освидетельствовать участников.
Юноша смотрел, представлял, как все заработает в эфире, и кивал.
– Ну а здесь, по центру, стул для клиента. Как думаешь, не слишком далеко от кудесника? Хватит ему его магических сил, чтобы дотянуться?
– Учитель может изменить вашу судьбу, даже если вы будете находиться на другом континенте.
– Ну, значит, до стула тем более дотянется, – успокоился пузатый. – А там зрители.
– Сколько зрителей?
– Триста человек влезут спокойно. Но можно и меньшим количеством обойтись.
– Чем больше, тем лучше, – заволновался 22-й. – Это должны увидеть как можно больше людей. А кто увидит, уже не усомнится. И примкнет.
– Так уж и примкнет?
– Без сомнения. Мы и на телезрителей очень рассчитываем, но те все же еще могут не поверить: сослаться на монтаж, на технические трюки. Те же, кто вблизи, они примут правду. Они выйдут отсюда преображенными.
– В таком случае мне лучше тут все подготовить да и идти себе домой, подальше от ваших фокусов.
– Не фокусов, – горячечно зашептал юноша. – Не фокусы это, а самая удивительная реальность, которая когда-либо поражала человеческое воображение.
– Ну-ну, – покачал головой пузатый. – Ты уж не обижайся, парень, но эти вещи не по мне. Я не сумасшедший.
– И я нет, – улыбнулся 22-й.
Улыбка его была долгой и какой-то отрешенной, блаженной, что ли. Вроде как и не снисходительной, но почему-то отдаляющей, создающей дистанцию.
И понял тогда пузатый, что улыбаться так простой человек не может. А может только тот, кто прикоснулся к возвышенной тайне. К истине. Или, по крайней мере, тот, кто думает, что удостоился такого прикосновения. Потому что на самом деле ведь никаких возвышенных тайн и истин не существует. Но умеющим отрешенно улыбаться этого все равно не докажешь.
– Скамейки ставьте в три ряда, – поучала дама с прической. – И расстояние, смотрите, соблюдайте, чтобы люди свободно проходили.
– И чтобы ноги могли вытянуть, – добавила ассистентка.
Дама, в отличие от ассистентки не имеющая возможности похвастаться особой