соображает?
– Не знаю. Сами понимаете, дом может понадобиться органам дознания – тому же Александру Фёдоровичу Кирсте и его ведомству. Определённо, там остались следы, улики, доказательства – ну, хотя бы того, что дочери царские на германских аэропланах улетели. Есть там кое-что. Многое есть… – таинственно добавил он.
– И что же? Интригуете вы нас, Алексей Автономович. Охотно свидетельствую: хорошо у вас получается.
– Уф, Сергей Феофилактович, – отмахнулся Модестов. – Какие мои интриги! Не до них. А доказательства, что княжны на германских аэропланах улетели, в самом деле, есть, и серьёзные. Сам видел.
– Что же видели?
– Они перед вылетом переоделись и загримировались, чтоб походить на мужчин, точнее, на своих же спасителей. На немецких авиаторов.
– Вот как? А отчего же вы так уверены?
– Там, понимаете ли, в комнате великих княжон найдены их волосы, в косы заплетённые и отрезанные. Четыре косы, волосы разного цвета от четырёх разных барышень. Кроме Романовых, там никаких девиц никогда с такими косами не было.
– Волосы? – удивился Горшеневский. – Зачем же их отрезать?
– А вы попробуйте надеть на голову авиаторский шлем, если у вас длинная коса.
– И пробовать не буду! – засмеялся Горшеневский.
– Позвольте, сударь, – робко подал голос Чемодуров. – Это не то. Это не совсем те косы…
– Как так «не те»? – обернулся к нему Модестов. – Вам что-то не понравилось, любезный?
– Нет-нет… Всё нравится, – испугался старик.– Только вот… Великие княжны никаких кос не обрезали.
– Тогда чьи же? Кому принадлежат? Может, вам? – раздражённо спросил Модестов.
– Великим княжнам.
– Ничего не понимаю – чушь! – заявил Модестов. – Отрезанные косы четырёх княжон никто не отрезал!.. Совсем разум, что ли, потеряли в тюрьме?
– Видите ли, сударь, – осторожно произнес Чемодуров. – Эти косы, числом четыре, княжны привезли с собой из дому. Из Царского Села. Им там, дома, пришлось остричься – насовсем, по-солдатски под нуль, когда заболели. В Царском Селе, зимой, в прошлом году, в марте. От хвори у них волосы выпадать стали. Вот и отрезали. И с собой косы привезли.
Модестов брезгливо посмотрел на старика и повернулся к Горшеневскому.
– Деменция полная, – с раздражением кивнул он в сторону бывшего камердинера. – Неужели не видите?
– М-да, – неопределённо протянул Горшеневский.
– Или вот ещё, – продолжил Модестов. – Родственница императрицы – сестрица родная Лизавета, в девичестве Элла, которая из Алапаевска сбежала. Всем давно известно, что эта Елизавета Фёдоровна, бывшая великая княгиня, которой Бог подарил мужа-педераста, – профессиональная германская шпионка, как и её августейшая сестрица. Состояла на полном жаловании у кайзера – он ей тоже кузен. И прикрытие себе придумала для отвода глаз военной контрразведки – монахиней заделалась.