ознакомилась»[555]. Лишившись отца, Ханникель и его брат Венцель могли безнаказанно и беспрепятственно развивать свои вредные планы и без напряжения вести приятную жизнь. Возвратившись вместе со своей матерью в цыганское сообщество после краткого периода оседлой жизни в качестве погонщиков гусей и свинопасов,
…они держали открытый стол, вкушали множество жареных жирных ежей, много мисок, наполненных печеньем, и с удовольствием чокались бокалами. Под конец они встали в ряд для танца, волынка и свирель зазвучали, они стали наигрывать вот какую вещицу:
Про наш народец, про цыган
Все судят как попало
Мол, мы страшнее обезьян,
А нам и горя мало.
…
Краюшку схватим – и вперед,
Лоточнику спасибо,
Идет цыганский наш народ
Беря по нитке с миру[556].
С помощью приписываемой цыганам издевательской песни анонимный автор наглядно и интересно подчеркивает образ самодостаточной, сплоченной, далекой как от буржуазной, так и от крестьянской жизни паразитической культуры. Хотя «Творец даровал им рассудок, здоровье и необходимые физические силы»[557], и тем самым возможность трудиться, они пользуются ею лишь изредка, как Ханникель, когда он работает «егерем»[558]. Не демонстрируя осознания безвыходности социального и экономического положения неимущих низших слоев на пороге перехода к индустриальному обществу, автор описывает в общих чертах «цыганское» общество:
…они поддались безделью и сладострастию, крали и тиранили всех кого могли, и обманывали людей предсказаниями, так что глаза у них чуть не лопались. Они теперь не знали никаких законов, кроме тех, которые порождены были в их среде, а именно грабить где только можно, и насилием ниспровергать всякого, кто хоть немного начнет им противостоять[559].
Венцом их беззакония и здесь выступает сексуальная неразборчивость: «Как только от них уходит одна сожительница, неважно, каким образом, они тут же берут себе другую, не особенно печалясь. Часто бывает, что они держат двух, а то и больше сожительниц одновременно»[560]. Быстрее, чем это было у Картуша, члены банды Ханникеля «менее, чем за четверть часа… утверждают брачный контракт»[561]. Даже если описание смены партнеров обнаруживает социальную обездоленность женщин, беззащитных перед насилием улицы и отданных на поругание их партнерам, это не пробуждает сочувствия к их горестному положению:
После того как Тони увел у него [у Венцеля] Мантуа, с ним стала жить некая Рёзель, которая, правда, выдержала у него всего год. После нее его любовницей стала Катарина Лагерин, которую обычно прозывали просто Ханне. В свои 16 лет она уже родила ему первого ребенка. Она была среди заключенных в Куре, переведена была затем в Зульц, несколько недель назад заболела и умерла в тюрьме[562].
Впрочем, некоторые драматические моменты заставляют автора