как великого тана – или кого-то еще более значительного.
– Он меня спас, – тихо сказал Фремур. – Он спас многих.
– Что ты сказал? Вот, выпей еще воды. – Кульва снова протянула ему чашку.
Пока Фремур пил, цвета становились мягче, но сестра все еще оставалась нависающим над ним ярким пятном. Она не была красивой по понятиям клана Журавля – худая, каштановые волосы слишком светлые, чтобы производить ошеломляющее впечатление, на коже целая россыпь веснушек, что не соответствовало представлению соплеменников Фремура о красоте, но он считал, что доброта и спокойная уверенность взгляда делали ее невероятной. Когда мать назвала ее Кульвой, что означало «голубка», отец сказал: «Ну в таком случае она костлявая веснушчатая голубка, пригодная только для тушения». Но после того как на четвертом или пятом году жизни Фремура их мать умерла, Кульва взяла на себя роль защитницы Фремура. Теперь он уже с трудом мог вспомнить лицо матери, не думая о Кульве.
Их отец, Хурвальт, не был добрым человеком, но никогда специально не причинял боль. Фремур считал, что Одриг унаследовал худшие черты отца, и он не любил свой народ так, как Хурвальт. И, хотя сестра никогда не возражала старшему брату, возглавлявшему семью и клан, Фремур знал, что она испытывает такие же чувства, как он.
– Я должен встать, – сказал он.
– Зачем? Тебе следует отдыхать.
– Мне нужно поговорить с Унвером. – Какая-то его часть была недовольна, что женщина, пусть даже любимая сестра, ставит под сомнение его действия. Мужчинам клана не задают подобных вопросов – во всяком случае, жены или сестры. – Я обязан ему жизнью.
– Унвер все еще будет в фургоне своего отца, когда ты сможешь ходить.
– Нет. – Он сумел подняться на ноги, пошатываясь, точно новорожденный жеребенок. – Я уже могу ходить. Я мужчина клана Журавля.
Кульва вздохнула:
– Конечно, так и есть.
Жакар, приемный отец Унвера Длинные Ноги, сидел на ступеньках своего фургона, курил трубку и хмуро смотрел на тучи над головой – ничего другого Фремур и не ждал. Жакар был слишком старым, к тому же хромым, чтобы представлять опасность, но неспособность навязывать свою волю при помощи ремня или кулака делали его взгляд на жизнь еще более неприятным. Когда-то он был сильным и красивым мужчиной, во всяком случае, так говорили многие в клане, но сейчас его тело состояло из костей и сухожилий, покрытых морщинистой коричневой кожей, словно шкура, которая слишком долго провисела на солнце и под дождем.
– Что тебе нужно, мальчик? – спросил старик. – Тебя послал брат? – Тан Одриг был одним из немногих мужчин, которых Жакар уважал, что, как знал Фремур, означало «боялся».
– Я пришел поговорить с Унвером.
Старик вытащил трубку и сплюнул.
– Поговорить с Унвером? Этот олух едва ли способен связать два слова, и, да будут духи свидетелями, он ни на что другое не пригоден. Отправился в рейд и вернулся с пустыми руками.
– Он спас мне жизнь. Вот почему он ничего