с 1957 года многие его стихотворения начинают жить как бы двойной жизнью – то есть становятся песнями. Поэт вспоминал: «В конце 56-го года… я впервые взял в руки гитару и спел свое шуточное стихотворение под аккомпанемент. Так начались так называемые песни. Потом их становилось больше, и, наконец, когда их стало уже шесть или семь… А в то время появились первые магнитофоны. И вот на работе… стали раздаваться звонки, и люди меня приглашали домой попеть свои песни. Я с радостью брал гитару и ехал по неизвестному адресу. Там собирались человек тридцать тихих интеллигентов. Я пел эти пять песен своих. Потом я их повторял снова. И уезжал. А на следующий вечер я ехал в другой дом. И так это тянулось полтора года. Ну и постепенно – магнитофоны работали – это все распространялось очень стремительно, быстро».
Бдительная советская пресса в самом факте неподконтрольного распространения стихотворных текстов уже узрела крамолу. Строго говоря, волна магнитофонной популярности Окуджавы предшествовала последующей волне такого уникального явления советской действительности, как «самиздат», который стал – используем выражение самого Окуджавы – живительным глотком свободы, так необходимой стране.
Дальнейшее творчество Булата Окуджавы поражает своей удивительной целостностью. Целостностью прозы и поэзии, целостностью творца и творчества, целостностью личности и произнесенного слова, совершенного поступка. Опубликованная в 1961 году в знаменитом альманахе «Тарусские страницы» повесть «Будь здоров, школяр!», как многие «военные» (точнее – «антивоенные») песни фронтовика Окуджавы, была осуждена за «пацифизм», за отсутствие «героического пафоса». С 1962 года Булат Окуджава оставляет службу и уже целиком отдает себя литературному творчеству – а это, в условиях подцензурной литературы, тяжкий и неблагодарный труд. Но Окуджава, никогда формально в диссидентском движении не участвовавший, одним из немногих не только сумел отстоять свою творческую и личностную свободу – но и, используя выражение Бродского, «не позволил навязать себе статус жертвы». С середины 1960-х годов он активно печатается в эмигрантских изданиях. Он подписывает письма в защиту Даниэля и Синявского (1966), в защиту Солженицына (1969). Он один за другим создает мощные, единые в своем мировоззренческом фундаменте исторические романы, в которых развенчивает саму идею возможности волюнтаристского, волевого вмешательства государства в ход истории: «Глоток свободы» («Бедный Авросимов»; 1965–1968), «Мерси, или Похождения Шипова» (1969–1970), «Путешествие дилетантов» (1971–1977), «Свидание с Бонапартом» (1983).
И, одновременно, пишутся стихи. Некоторые, ставшие песнями, в фантастически короткие сроки разносятся по всей стране, становятся личным достоянием каждого. Слушая Окуджаву, страна исхитрилась не заметить, как из слушающей и мурлычущей под гитару публики сформировалось новое братство, некий Орден, тем более замечательный, что ряды его пополнялись естественным образом – без ритуальных действ и принесения обетов. Причастность к этому Ордену – вероятно,