мое дело – перевоплощение. И я не могу говорить за него то, чего он в жизни не сказал бы! Иначе все будет звучать искусственно и фальшиво – вроде козла, говорящего по-гречески! Но если я прочту речь в его выражениях – нужный эффект получится автоматически! Он – великий оратор!
– Слушай, Смайти, тебя не речи писать нанимали. Тебя наняли…
– Билл, завязывай! – прервал его Дэк. – И осторожней бросайся этими «Смайтами», понял? Родж, что скажешь?
– Насколько я понял, – сказал Клифтон, – вы, шеф, возражаете лишь против некоторых выражений?
– В общем, да. Неплохо бы еще выкинуть личные выпады в адрес мистера Кироги и все намеки на тех, кто ему платит. Тоже как-то не в духе Бонфорта, по-моему.
Клифтон смутился:
– Этот кусок я сам вставил, но вы, кажется, правы. Он всегда оставляет слушателям возможность пошевелить мозгами. – Клифтон немного помолчал. – Хорошо. Внесите все изменения, какие сочтете нужными. После мы сделаем запись и посмотрим, а если что будет не так, поправим. Или вообще отменим «по техническим причинам». – Он мрачно усмехнулся. – Да, Билл, так и сделаем.
– Черт, да вы смеетесь все, что ли?!
– Отнюдь нет, Билл. Именно так и будет.
Корпсмен вскочил и пулей вылетел из каюты. Клифтон со вздохом сказал:
– Билл терпеть не может замечаний и выслушивать их готов только от шефа. Но вы не думайте, он вовсе не бездарь. Да, шеф, когда вы будете готовы? Передача начнется ровно в шестнадцать ноль-ноль.
– Не знаю точно. Во всяком случае, к сроку.
Пенни отбуксировала меня обратно в кабинет. Когда дверь за нами затворилась, я сказал:
– Пенни, детка, ты мне пока не понадобишься – около часа, наверное. Если не трудно, попроси у дока чего-нибудь посильней этих пилюль. Похоже, мне нечто в этом роде скоро пригодится.
– Хорошо, сэр.
Она проплыла к двери:
– Шеф…
– Что, Пенни?
– Я только хотела сказать… Билл врет, будто писал за него речи! Вы не верьте!
– Ну конечно, Пенни. Ведь я слышал его речи. И читал Биллово творчество.
– Понимаете, Билл действительно частенько составлял за него черновики, да и Родж тоже. Даже я иногда. Он использовал чьи угодно идеи, если считал их стоящими, но, когда выступал с речью, все было его собственным, до последнего слова, правда!
– Я и не сомневаюсь, Пенни… Но жаль, сегодняшнюю речь он не написал загодя.
– Ничего, вы только постарайтесь!
Так я и сделал. Начал с простой подстановки синонимов – латинские «скуловороты» заменил округлыми, скачущими легче мячика германизмами, но постепенно пришел в ярость и разодрал речь в клочья. Любимейшая забава всякого актера – лепить по своему усмотрению добавки и импровизировать вокруг основной линии. Однако как редко это удается!
Из публики я допустил в зал лишь Пенни и убедил Дэка, что ни одна живая душа не должна меня подслушивать. Хотя есть у меня подозрения, что этот здоровый обормот надул меня и подслушивал сам. Уже на третьей минуте Пенни прослезилась,