пожарные-спасатели. Потом быстро повернулся и спросил:
– К-Рэй, куда ты делась? Ты же только что здесь была!
– Я позади тебя, – ответила я, тоже, как обычно.
Он повернулся, и я снова оказалась у него за спиной, вцепившись руками в задние карманы его джинсов, чтобы удержаться. Так мы повторили три или четыре раза, оглушительно хохоча. В конце концов, мама напомнила нам, что мы вообще-то на парковке. И тогда я официально прекратила игру.
– Я на твоем плече! – объявила я. – Пожалуйста, поставь меня на ноги!
Эти слова были традиционным сигналом окончания игры.
Отец ставил меня на ноги, ахал: «Вот ты, оказывается, где!», усаживал в машину за спиной мамы и пристегивал ремень безопасности. Чтобы посадить меня, ему приходилось отодвигать в сторону глянцевые страницы, вырванные из журналов, старые газеты, пустые стаканчики, давным-давно использованные бутылки из-под машинного масла и трубки, которые валялись на заднем сиденье. Пристегивая меня, он пел особую песенку – это было мое правило. Если процесс проходил не по моим правилам, я отстегивала ремень, как только машина трогалась.
Пристегнись, пристегнись!
Безопасно прокатись!
– Не могу поверить! – недовольно сказала мама. – Ты усадил свою дочь в кучу мусора!
Всем покажи, что ты молодец,
Умную доченьку любит отец!
– Брайан, тебе нужно почистить свою машину! – не отставала мама.
Отец вернулся на водительское сиденье и, не говоря ни слова, включил радио, предоставив отвечать дикторам и комментаторам.
Когда я родилась, дедушка с бабушкой заказали маленькие бутылочки шампанского. На этикетках было мое имя, вес и дата рождения.
Брайан и Нора с гордостью сообщают о рождении дочери:
Кимберли Рэй Миллер
23 декабря 1982 года, 10.49.
3 фунта 2 унции[1]
Они подарили эти бутылочки родным и друзьям только через два месяца после моего рождения, поскольку не были уверены, что я выживу. Я родилась на три месяца раньше срока, как и мой отец. Врачи говорили родителям, что недоношенность не наследуется, но мы с отцом были на удивление похожи: одинаковый IQ 138, одинаковый китайский гороскоп – год Собаки, одинаковая неспособность понять, как люди могут есть карамель по собственному желанию.
Мама опустила козырек от солнца и повернула зеркальце, чтобы видеть меня. Отец вел машину. Мама машину не водила. Права у нее были, и теоретически она все знала, но страшно боялась руля. Страх перед вождением особо не мешал ей, когда они жили в Бронксе, где оба родились. Но за несколько лет до моего рождения родители решили переехать в пригород. Мама часто говорила, что чувствует себя на Лонг-Айленде узницей, целиком и полностью зависящей от отца. Но в 80-е годы жить в Нью-Йорке было небезопасно – по крайней мере, в той его части, где родители могли себе это позволить.
Я видела, что мама за мной наблюдает – наши глаза встречались в зеркале. Поймав ее взгляд, я попросила рассказать