в такие моменты чувствуешь себя героем романтического фильма, – перебивает мои мысли Николай, и очень вовремя.
– Ну да, девушка попадает в беду, ее спасает прекрасный принц, они смотрят друг на друга, их уста соединяются в поцелуе, торжественные аккорды, белая фата, солнечный луг, титры, – подхватываю я.
Николай смеется, и совершено не похоже, что он собирается меня поцеловать. Значит, луг и титры исключены.
– Давайте все же привнесем некое новаторство в этот предсказуемый жанр.
– То есть целоваться не будем? – перевожу я его мысль
– Ну, может, не сейчас. Иначе придется где-то искать луг, а потом сразу титры – а мы еще столько можем рассказать друг другу.
Больше всего на свете мне хочется в этот момент именно что поцеловать моего спасителя, потому что, кажется, он знает то же самое, что знаю и я. И что невозможно рассказать словами, именно поэтому все время рассказываешь что-то другое, но именно поэтому же не можешь наговориться.
– Вы на кладбище? Простите, что меняю жанр нашего фильма этим неуместным вопросом.
Я смеюсь:
– Да, на кладбище. Туда одна дорожка.
– Это верно. – Теперь уже смеется Николай.
– Сегодня день рождения дедушки.
– Который с балкончиком?
– Да, который с балкончиком.
– Он был писателем? Или, может быть, музыкантом?
– Нет-нет, он был врачом. Офтальмологом. Просто построил тут санаторий и занимался реабилитацией творчески работников. Любил культуру, так сказать.
– Вот оно как… А у меня здесь похоронена бабушка. Она была балериной. И какое-то время даже танцевала в Большом театре.
– Ого. А почему она похоронена здесь?
– Ох, это очень интересная история. Ели вы не против, я подвезу вас и заодно могу рассказать. У бабушки день рождения был вчера, наши с вами предки рядышком оказались. Надо же, как бывает. Впрочем, это еще не повод для многозначительных обобщений… – Похоже, последнюю фразу он добавил для того, чтобы реплика опять не выглядела подкатом, как вчера. И в этом смысле он молодец.
– Да, я тоже так думаю. Однако мне интересно. Рассказывайте!
Мы с Николаем садимся в машину, он трогает и под замедленный, как в кино, когда снимают рапидом, чтобы подчеркнуть значимость эпизода, тягучий скрип колес, начинает рассказ:
– Моя бабушка родилась в Петербурге, жила на улице Бронницкой. «Разве можно верить пустым словам балерины» – это мнемоническое правило для названий улиц, которые расположены в порядке приближения к Московскому проспекту, бабушка часто цитировала и гордилась случайным совпадением. Я вот до сих пор помню названия улиц, которые все вечно путают, а вы помните?
– Рузовская, Можайская, Верейская, Подольская, Серпуховская, Бронницкая, – выпаливаю я с интонацией справочного бюро, хотя никогда прежде не бывала ни на одной из них и последний раз обращалась к их названиям, кажется, в пятом классе школы. Но петербурговедение