ика. Ливия, где-то посреди пустыни Сахары. Военные силы фашисткой Италии под руководством генерала Антонио Вигнандела ведут поиски оставшихся членов национально-освободительного партизанского движения Ливии. Время – 2 часа ночи.
В толстой брезентовой палатке тишину нарушали только свист и гул ветра. Они были предвестниками начинающейся песчаной бури. Марио не мигая смотрел на мерцающий в темноте огонек керосиновой лампы, стоящей на столе. Ему было плохо. Трудно дышалось, было невыносимо и дальше терпеть раздирающую душу боль. Правая рука опустилась к кобуре, в которой лежал пистолет Berettam1934. Достал его, опустил на стол рядом с ручкой и исписанным неразборчивым почерком листком бумаги. Писавший был явно на пределе нервного возбуждения.
Дрожащими пальцами, расстегнув две верхние пуговицы рубашки, он потянулся к железной фляге. Приложился к ней пересохшими губами. Но фляга была пустой. На язык упали лишь две маленькие капли напитка. Алкоголь помогал забыться хотя бы ненадолго. Но нет, это было ложное забытье. Мысль о тех безвинных терзала душу. Казалось, сейчас голова разлетится на сотни мелких кусочков, и возможно хотя бы это принесет облегчение. Он, швырнув флягу в сторону двери, которая тоже была из брезента, вдруг начал истерически смеяться.
Это был нервный смех, сопровождающийся удушающим кашлем. На глазах выступили слезы, а он все продолжал смеяться, давясь кашлем. Но вот смех прекратился также внезапно, как и начался. В палатке наступила тишина, нарушаемая порывами ветра, доносящимися из-за стен палатки. Казалось, он взял себя в руки, дыхание успокоилось.
– Будь ты проклят! – произнес Марио тихим и спокойным голосом.
Хладнокровный взгляд на бесчувственном, не выражавшем никаких эмоций лице генерала, когда тот отдал приказ: «Расстрелять всех без исключения», терзал воображение Марио, а сам приказ, не переставая звенел в ушах. И взгляд, и то, как властно, без признаков сожаления были произнесены эти слова – все выражало абсолютное, бескомпромиссное зло.
– Да, он приказал, но зачем я это сделал? – больно, изо всех сил сжав руками голову, произнес он вслух, и вновь его дыхание участилось, он застонал, качаясь на стуле. Нестерпимо болела душа, изнывая под тяжестью содеянного.
Взяв написанное письмо, Марио вложил его в конверт и надписал адрес и имя адресанта: «Федерико». Дойдет письмо или нет, было неизвестно, это уже не имело значения. Оно было написано не для того, кто его получит и прочтет, а скорее для самого же Марио, который таким образом пытался исповедоваться, но это ему тоже не помогло, да и не могло помочь. Его изнутри грызла проснувшаяся совесть.
Теперь он понимал, что выполнил отданный генералом приказ в страхе за свою жизнь. Понимал и презирал себя за чудовищную слабость и безволие. В тот момент Марио не сознавал, что не сможет жить с такой ношей в душе. Он не привык сомневаться в приказах вышестоящих чинов, а потому не задумывался о моральной стороне того, что делает. Просто, как звено, стоящее между генералом и солдатами, он передал распоряжение вышестоящего военного нижестоящим военным. Он выполнил этот приказ, как и сотни других. И его солдаты расстреляли всех, и ту беременную женщину. А после того как она получив свою долю свинца, безжизненная упала на землю, он понял, какой немыслимый, страшный грех взял на свою душу. Одного его слова оказалось достаточно, чтобы жизни 112 мужчин и 18 женщин были оборваны. И еще жизнь того не родившегося ребенка. Одного он тогда не смог предвидеть: он убил не только осужденных, он загубил свою душу. И это при том, что точных доказательств того, что они были партизанами, не было. Приговор был вынесен без суда, без следствия и, самое главное, без желания разобраться во всем этом. Проще было убить всех и быть уверенным в том, что теперь тебе ничего не угрожает, что нет живых, среди которых может оказаться враг.
Когда-то Марио был молодым красивым парнем. Ему очень шла военная форма. И Федерико была красивой девушкой. Они полюбили друг друга и вскоре поженились. Для полного всеобъемлющего счастья им не хватало только маленького чуда – ребенка. Но Богу было угодно отказать им в этом. Тот единственный раз, когда они могли стать родителями, стал роковым: Федерико не смогла, доносив до положенного срока, родить здорового ребенка. На последнем месяце беременности она попала в автомобильную аварию. Это решило все: их судьбу, их отношения друг к другу и даже к своему будущему. Они разошлись, но ни он, ни она не создали новой семьи. Боль утраты не родившегося ребенка всегда тяжким бременем давила на них. После этого переломного момента в их жизни, казалось, что и характер Марио изменился. Он посуровел, стал жестким, сухим человеком. Теперь он жил только на своей работе военного, где постепенно продвигался по службе. Хотя никакие продвижения не могли принести радости. Он был честным, хоть и черствым служакой. Но как ни странно, солдаты, служившие под его началом, верили в него и хорошо относились к нему. Он всегда беспрекословно выполнял приказы начальства, не задумываясь над их моральной, психологической и даже чисто физической обоснованностью. Военный должен выполнять приказ!
Марио подошел к небольшому заляпанному зеркалу, которое висело над переносной железной раковиной.