смешные фыркающие звуки: «банч, банч». Вдруг мальчику игра надоела, он подбежал к отцу и, вскарабкавшись к нему на колени, обхватил за шею.
– Папа, качай, – потребовал сынишка. Зира положил ногу на ногу и, посадив малыша на щиколотку начал качать: вверх – вниз, вверх – вниз. Катук радостно смеялся, громко крича: еще, еще.
Мать смотрела на них глазами, полными слез. Покачавшись, Катук убежал играть с одиннадцатилетней сестрой на улицу. Зира вопросительно глянул на жену: та отвернулась.
– Что же делать? – снова повторил Зира, – Герада, что делать? Их шесть, совсем скоро будет седьмой, – коснулся рукой огромного живота жены. Та отвела его руку.
Хочешь, чтобы я себя принес в жертву? – с отчаяньем спросил Зира, и схватившись руками за голову, начал раскачиваться будто сумасшедший, – Но кто тогда будет кормить вас всех?
Герада не отвечала.
– Дорогая, я сам видел, как шестирукий убил огнем и громом всадника с гураку. С нами будет то же самое. Мы заживо сгорим. Ты этого хочешь?
– Лучше так, чем самим отдать родное дитя на заклание и этим спасти шкуру. Я готова принести себя в жертву. – Молвила Герада.
– Ты не имеешь права, – Зира указал пальцем на ее живот, – лучше принести в жертву меня, а ты возьмешь другого мужа, который будет кормить моих детей.
– Твоих детей? – усмехнулась Герада, – назови того, кто будет кормить наших двуносых птенчиков. Мы же не из племени потомков Губоров.
– Герада, только не тебя. Пусть будет Катук, он еще ничего не смыслит.
– Нет, нет, и нет, – отвечала жена Зиры. – Нынче, как начнет светать, я прощусь с вами и войду в храм шестирукого с молитвой о пощаде. Если он не сжалится надо мной, не печалься, это решение бога.
– Я войду с тобой, – решительно заявил Зира.
– Можешь проводить меня, но останешься за дверью храма.
– Не щади, я виноват во всем.
– Это воля шестирукого Грома.
Всю ночь супруги не сомкнули глаз, до мельчайших подробностей вспоминая совместную жизнь, которая была до сих пор размеренной и спокойной: муж ходил на работу, жена растила детей. Вроде бы, ничего особенного, но сейчас вспоминалось, как рос и развивался каждый из шести.
– А помнишь, как Лама взяла твою краску и покрасила бедного банчика, а мы не могли зверька отмыть и побрили.
– Да, он дрожал от холода, лишившись шубки, и Лама с Гедуром, сшили ему теплую одежку. Вот смеху было.
– А помнишь…
– А помнишь…
– Герада, не думал, но оказывается, мы были счастливы вместе. И знаешь, я люблю тебя.
– Зира, ты впервые говоришь такие слова. Как жаль, что никогда я не слышала этого, никогда. Ведь знаю, что уродина. Даже мать относилась ко мне с жалостью и пренебрежением, но не любила. А отцу я вообще старалась не попадаться на глаза – да он иначе, как колченогой, да хромоножкой не называл. Любимый, теперь я иду в храм, зная, что ты был счастлив со мной.