извинилась.
– Я не смогла сказать, – робко ответила Джозефина.
– Не смогла? – спросил Коннор Ролиарти. – Впрочем, мы потом поговорим. Тебя ждет серьезное наказание, Джозефина… Так, Дэдрик, я хотел поговорить с вами наедине. Пойдемте со мной.
– Какое наказание ее ждет? – спросила Роза и Ролиарти пришлось остановиться. А он уже думал, что отделался.
– Я обсужу это с вами, – сказал он. – А теперь я должен поговорить с вашим мужем.
– Вы ничего не сделаете, – сказала Роза. – Вы спустите ей все с рук.
– Нет, позвольте, Роза, я никогда никому ничего не прощал, – ответил Ролиарти, его голос стал жестким. – Это касается и моих детей. Но сейчас мы с Дэдриком должны обсудить дела фирмы. Извините, если это вас сильно задело.
Ролиарти развернулся и быстро вышел. Дэдрик пошел за ним. В зале остались только Роза и Джозефина.
– …Извините, – выдавила из себя Джозефина и побежала к дверям. Роза следила за ней взглядом. Ей хотелось заплакать от отчаяния, от упертости в эту стену, в эту подлую семейку Ролиарти.
Они вошли в кабинет. Невысокий, но коренастый, с тяжелой поступью Ролиарти, и Дэдрик, похожий на гиганта, которого карлик ведет за собой на казнь. Дэдрик сел в кресло, перед ним был стол, за столом окно, у которого, спиной к Дэдрику, стоял Ролиарти, рассматривая приезжающих гостей.
– Скопище, – сказал он презрительно. – Вы Дэдрик, и я, – Ролиарти повернулся и посмотрел Дэдрику в глаза, – мы из другого мира. У нас есть, – Ролиарти постучал пальцем по лбу, – И еще кое–что, – и он ухмыльнулся, – Мы можем менять историю. Мы ее создаем. Если мы читаем газеты, то только затем, чтобы увидеть, насколько отстают от нас наши преследователи. – Ролиарти подошел к шкафчику и достал виски, – Разбавить? – спросил он.
– Не надо, – сказал Дэдрик.
Он имел в виду «Не надо виски!», он хотел уже начать свою речь, хотел напасть, но вот Ролиарти добродушно протянул ему стакан, и Дэдрик проглотил слова ярости вместе с чистым Johny Walker.
– Вот почему я всегда ставил на тебя, – сказал Ролиарти. – Знаешь что, у тебя твердая рука, Дэдрик.
Ролиарти выпил виски, налил себе еще и вновь встал к окну. В кабинете горела лишь одна тусклая лампа и свет прибывающих машин освещал его фигуру, бросая на потолок растянувшуюся тень.
Ролиарти молча разглядывал гостей, входящих в его дом. Дэдрик тоже молчал. Он сделал несколько глотков, приготовившись заговорить о новых партнерах. Но язык не слушался его. Слова замирали в возникшей в этой комнате тоске.
– С тех пор, как умер мой сын, – начал Ролиарти, и умолк, уставившись в точку на мерцающем огнями фонарей стекле. Он не поворачивался, но Дэдрик видел в окне отражение его посеревшего лица. – С тех пор во мне оборвалось что–то… Я считал себя монстром, способным на все, уничтожал людей… А потом я стал слабым. Я понял, что не могу защитить своих детей, – его голос задрожал и он сделал глоток, – они беззащитны. Я был строг с… – имя он произнести не смог, – и он умер. С Джозефиной и Бернардом я уже не такой. Я им все прощаю. Но в них все меньше… меня и моей жены…