ожидала сопротивления, которое встретила в Ньорде. Мой брат учился, конечно, тоже, как и ещё несколько мальчишек, будущих алаев Сигурда, но вечно норовил сбежать с занятий на ратный двор или устраивал разнообразные каверзы учителям и дядькам, приставленным к ним.
Ингвар удивлялся, для чего будущему конунгу становиться учёным.
– Я ещё не знаю, Ингвар, но я чувствую, что так будет правильно, – ответила я.
– Это ты на сонборгские чудеса нагляделась, – ухмыльнулся Ингвар. – Посмотрим, долго ли продержаться все эти нововведения после смерти Рутены. Греки и римляне разбегутся, украв книги, учителя в школах обленятся, и всё будет, как было.
– А дома в три этажа и водопровод тоже сбегут? – отбивалась я.
– Перестанут следить, засорятся и придут в негодность. И потом, пожары пожирают всё. Шесть лет, Рангхильда, всего шесть лет, даже одно поколение не успело вырасти в Сонборге при новых порядках. Всё забудется. И девчонка Сигню вырастет такой же тёмной, как была её бабка Белокурая Сигню, – продолжал насмехаться Ингвар.
Но я не уступала:
– Белокурая Сигню разумела грамоту, чему учила и детей. Кстати, первый грек в Сонборге появился ещё при Магнусе. Эйнар и Сольвейг с грамотой знакомы, читают и пишут.
– Как и ты. Ах, да! Я и позабыл, твоя мать, Вея, ведь тоже была славянкой, – он засмеялся.
Но я не обиделась, что взять с него, Эгилла, то есть «маленькое лезвие», как за глаза прозвали его за то, что он так и не сумел родить со мной ещё детей. Но дело было вовсе не в нём.
Это я не хотела больше рожать. Беременность и роды достались мне очень тяжело, и я опасалась, как бы не сгинуть вовсе следующими, вот и пила специальные капли, приготовленные для меня моей бесценной Лодинн.
В год, когда Сигурду исполнилось семь лет, пал Вечный город Рим. Там сел захватчик Одоакр, который процарствовал он тоже недолго: его свалили и убили через недолгое время. Но Рима таким, каким он был, больше уже не существовало. Всё это мы узнали только через годы, когда эти новости из дальних стран привезли нам наши мореходы.
Сигурд загорелся желанием путешествовать с ними.
– Пойдёшь, – сказала я строго. – Но ты помни, что ты хакан (высокородный сын), будущий конунг, что тебе править, и других наследников нашего рода нет.
Сигурд задумался. В морской поход он пошёл, но только по Нашему внутреннему морю, к данам и гётам. И только в пятнадцать я отпустила его в дальнее путешествие к островам на Западе.
Но всё это будет позднее… А в первый год после окончания траура у Эйнара я стала наведываться к нему. И с каждым моим приездом надежды мои таяли: он, тосковал так, будто жалел, что не умер со своей Ладой. Радовала его только дочь.
Но я не сдавалась. И в очередной мой приезд Эйнар уже напрямую спросил меня:
– Ты… – он посмотрел на меня, – чего ты хочешь, Рангхильда? Ты думаешь теперь, когда я овдовел, мы, как ни в чём, ни бывало, вернём старые времена? Будто исчезла какая-то помеха? – он смотрел строго, хмурясь.
Я