он, – здоровый мужчина твоего возраста вполне может позволить себе стаканчик-другой в хорошей компании безо всякого ущерба для здоровья.
Они подняли стаканы и чокнулись.
– За нас с тобой! – Темные, орехового цвета глаза Геркулания чуть прищурились. Ратомир старался выдержать его взгляд, чувствуя, как от напряжения на глаза наворачиваются слезы. Хорошо хоть, что под очками это не будет заметно. – За нашу дружбу! – Продолжал Геркуланий. – Мы с тобой молоды. Нам принадлежит будущее. Наше с тобой и наших народов. Так будем друзьями, и пусть всем от этого будет только хорошо!
Он поднял стакан и залпом осушил его. Ратомир решил последовать его примеру.
Первый глоток обжег его гортань. Второй – вызвал спазм, чуть не заставивший его позорно поперхнуться. Он перевел дух, зажмурился и сделал третий. Больше он не мог. То, что он совершил, и так втрое превосходило его возможности. Он поставил на стол наполовину опорожненный стакан и, сняв очки, платочком вытер выступивший на лбу пот и промокнул глаза.
– Закусывай. – Предложил Геркуланий, и сам ловко кинул в рот оливку.
Он поставил локти на стол, сцепил ладони и положил на них подбородок. Голова его теперь была совсем близко от головы Ратомира. Поза свидетельствовала о готовности к откровенному разговору.
– Ты знаешь, – сказал Геркуланий негромко и задумчиво. Глаза его уже не сверлили собеседника, а спокойно и немного грустно смотрели куда-то в пространство, – я хотел поговорить с тобой о твоей сестре, о Принципии. Я хочу, чтобы ты знал, что я по-настоящему люблю ее. Ты же понимаешь, какая это редкость в нашем кругу. У нас, у королей, ведь женятся ради чего? Чтобы скрепить союз, или добиться каких-нибудь привилегий, или насолить соседу… ну, ты знаешь. Твои сестры все вышли замуж за людей, которых не знали и не любили. Теперь их мужья считаются союзниками твоего отца. Хотя, по правде говоря, это и не совсем так. Подвернись любому из них возможность, и он наплюет на родственные связи. Это – ненадежные союзники, и это – плохая политика.
Он вздохнул, взял в руку бутылку и долго рассматривал этикетку, будто ища там ответы на мучившие его вопросы. Потом снова наполнил стаканы.
– Давай выпьем за любовь. Банальный, конечно, тост, но… К нам недавно заезжал какой-то бродячий менестрель, из довольно известных, кстати… Так после его выступлений все наши пропойцы стали голосить «выпьем за любовь!.. выпьем за любовь, родная!», – неожиданно тонким голосом пропел Геркуланий, видимо спародировав неизвестного Ратомиру певца.
Это было неожиданно и смешно. Ратомир невольно улыбнулся, а Геркуланий продолжал:
– За любовь, тем не менее, за настоящую любовь и настоящую дружбу!
После первых, с таким трудом сделанных глотков, Ратомир почувствовал, как где-то в глубине живота зажглась яркая и горячая лампа. Тепло от нее, как дым в печи по трубе, поднималось по пищеводу. Свет проникал в голову, сгущая сумрак вокруг. Жаркая волна прилила к щекам, и в висках что-то пульсировало в такт биению сердца.
Скованность,