каждый день так говорила, потому что больше некуда было ехать, больше не было никакого ориентира вокруг, а гробница была семейной усыпальницей их рода: здесь покоились мать, дедушка, бабушка, прадедушка и остальные родственники.
Нурджахан обычно вела с ними долгие беседы, расспрашивая родню о жизни там, в мире теней, отвечала на их вопросы, в общем, дружила со всеми ними, предпочитая их общество обществу окружающих ее людей. Исключение составляли отец и Саид.
Саид знал об этой тайне сестренки, посмеивался над ее причудами и жалел ее, понимая, что она с некоторыми странностями.
Однажды Нурджахан взяла его с собой к гробнице.
Саид зашел в усыпальницу и почувствовал, что он, ничего и никого не боявшийся, кажется, немного испугался.
В гробнице пахло, как и вокруг, нагретым песком, камнем; в углу прижился чертополох, над мохнатой фиолетовой головкой которого, гудя, завис шмель.
– Не мешай нам! – прикрикнула на насекомое девушка, махнула рукой, и шмель послушно вылетел в верхнее окошко, откуда падал косой сноп солнца. – Вы ведь помните Саида, моего любимого брата? – обратилась Нурджахан к надгробной плите, на которой были высечены священные слова в виде полукружий и завитушек.
Стебель чертополоха чуть качнулся – Саид заметил это краем глаза.
– Сейчас все наши родные слушают нас. Скажи им что-нибудь, – попросила она брата.
– Что? – оробел он.
– Что хочешь.
– Как… Как вы поживаете? – вовсе оробев, выдавил из себя юноша.
Чертополох вновь качнулся, но тень от него не пошевелилась, что очень удивило Саида, и он почувствовал, как в лицо ему пахнул слабый ветерок.
– Они поблагодарили тебя, – улыбнулась Нурджахан. – Ты понял это?
Саид кивнул, покосившись на чертополох. С тех пор он относился к причудам сестры с уважением, поняв, что не все объяснимо и подвластно разуму обыкновенных, как он, людей. Отцу об этом, разумеется, не поведал.
– Слушай себя, и ты услышишь их, – сказала тогда Нурджахан.
И Саид стал ежедневно тренироваться. Он вскоре научился замедлять биение своего сердца, слышать, как за соседним барханом ползет змея, шурша шкуркой о песок, или пробегает ящерица, царапая коготочками землю, как журчит вода в подземных водоемах на большой глубине…
Рассвет занимался над пустыней – небо наливалось тонкой синевой. Саид и Сухов все еще сидели у потухшего костра.
Сухов делился продуктами с Саидом: отсыпал из своего мешка половину запаса пшена, разделил поровну сухари. Собрав выделенные продукты в чистую тряпицу, пододвинул Саиду.
– На первое время хватит, а в Педженте еще чего-нибудь раздобудешь… Больше, извини, не могу… Мне до Гурьева топать. Пойду по гипотенузе… – И Сухов рукой показал направление на северо-запад, где небо еще было темным, полным звезд.
– Лучше бы ты меня не откапывал… Теперь не будет мне покоя, пока не отомщу Джевдету, – глухо сказал Саид.
– Мертвому оно, конечно, спокойней, но уж больно скучно… А из-за чего у тебя вражда с ним?
– Отца