танк подбили, чтобы его покинуть, он должен загореться?
Да, если он разбит, стрелять из него нельзя, ходить он не может – тогда с опаской покидали, а то могли приписать трусость. Если он не загорелся, может стрелять – он должен стрелять. Немцы покидали, даже когда их танк не загорелся, а только сильно ударило по нему. Мы не покидали.
Как Вы сейчас к этому относитесь?
У нас танки ценили выше, чем людей. Некоторые по своему патриотизму не бросали, оставались, а некоторые из-за боязни. Когда мы с Валерием Королевым разгромили громадную колонну «Татр», то на последней машине самоходка стукнулась о шоссе, двигатель заглох и не заводится. Я ему говорю: «Садись на место механика-водителя». Я быстро снял моторную перегородку: «Нажми стартер». Он нажал, я посмотрел – топливо бьет из трубки низкого давления от ручного подкачивающего насоса в фильтр тонкой очистки – я обрадовался. Сомкнул обломанные концы, замотал черной изолентой – такие же черные круги, как теперь. Выкачали воздух из системы питания через этот насос НК-1 и завели двигатель.
Мы могли с Валерием самоходку бросить и лесом утопать к своим. Двое из нашего экипажа погибли – механик Виктор Счетников, молоденький 19 лет из Саратовской области и Вася Плаксин, москвич, заряжающий. Когда немцы нас обстреляли, местных жителей как ветром сдуло: кто тащит вещи – подушки, одеяла, кто продовольствие, и мы с Валерием остались вдвоем у поверженной вражеской колонны. Он меня спрашивает: «Товарищ лейтенант, что будем делать»? Я говорю: «Не оставлять же немцам такое добро. Садись на свое место, подними пушку до предела, чтобы она не стукнулась о машины». Я сел за рычаги и пошел колошматить грузовики гусеницами. И вот что интересно. У нас в полку контрразведчик был лейтенант Шваб Исаак Гильевич; он хорошо знал немецкий. Когда мы Попельню захватили, то захватили и радиостанции немецкие.
Он в эфире работал и ловил разговоры и перехватил: когда мы легковую колонну обстреляли, одну машину разбили вдребезги. Они заскочили в лес у Великие Лесовцы – мы даже второго выстрела не сделали. Атам, видимо, начальник тыла дивизии ехал в этой колонне из семи машин, и он докладывает командиру дивизии, что русские танки в тылу. Тот спрашивает сколько их, этот говорит: не знаю сколько, но много, бьют наши машины.
Они целую группировку направили против моей самоходки – я задание-то выполнил, у меня задача была панику поднять. И в это время полк и бригада 71 – я вырвались из окружения. Большое дело сделали. Только Луппов мог додуматься до такого, умный мужик был, командир 71-й бригады, которую поддерживал наш 1454 полк в 9-м мехкорпусе. Потом он погиб под Житомиром, населенный пункт Рачки. Он был очень смелый, пошел туда в первом эшелоне и немцы сожгли.
Какой день или событие на войне были для Вас самыми страшными?
Самые страшные? Трудно сказать. Самые опасный – это бой с «Тиграми», когда на взвод шло порядка 20 танков.
Помните, что Вы тогда думали, перед тем как открыть огонь?
Я думал об одном – только быстрее выровняться, развернуть пушку влево на 90 и огонь. Кустарник там, между прочим, мог немцами и просматриваться. Но как