с графом Зоденом, не спеша ознакомьтесь с лучшими образцами. Обратите особое внимание на металлические конструкции.
– Но зачем всё это? Как я смогу использовать эту информацию в работе? – вырвалось у Клода.
– Мы будем содавать большую металлическую летающую лодку для флота, которая будет дальним морским разведчиком и бомбардировщиком. Она со временем заменит наши морские дирижабли.
– Это очень интересно, – воскликнул просиявший Клод. – Я согласен ехать в Париж.
– В деньгах не стесняйтесь, все расходы за счёт нашей компании, – подытожил разговор граф Цеппелин.
Декабрьский Париж встретил Дорнье как родного. Дома, в Кемптене, по-французски говорили почти так же, как и по-немецки. Первое, что поразило, – творение Густава Эйфеля. Особенно когда находишься вблизи. Ещё больше Аэродинамический институт Эйфеля с большой трубой, где продували даже отдельные агрегаты реальных самолётов.
На международной авиационной выставке 1913 года в Гран-Пале, в самом центре Парижа, было представлено 37 боевых французских самолётов. Впервые был показан моноплан «Депердюсен» со скоростью полёта 220 км/ч. Целеустремлённый Клод Дорнье посещает авиационные заводы Блерио, Фармана, Ньюпора, Антуанетт, Кодрон и Вуазен. Тут были представлены все новинки авиатехники и авиационного моторостроения. К сожалению, металлических самолётов не было и в помине, больших летающих лодок тоже не было. То, о чём говорил граф Цеппелин, ему предстояло создавать почти с нуля.
Клод вернулся в Фридрихсхафен в каком-то особенном настроении. Самолёты так увлекли его своей динамикой и многообразием конструкторских решений, что он чувствовал, как у него самого выросли крылья. Теперь ему хотелось только лететь в неведомую страну крылатых аппаратов тяжелее воздуха. Он полностью погружается в море новой информации. Читает немецкий авиационный журнал «Воздушный спорт», английские и американские патенты, консультируется и рисует воображаемые облики больших многомоторных летающих лодок.
Ещё год тому назад Клод Дорнье влюбился. Их встреча на вечеринке в компании его друзей сразу решила всё. Когда уже немного выпивший Клод увидел ещё одну приехавшую девушку, он оцепенел – не потому, что она была очень красива, не из-за изящества и скромной грации, которые были видны во всей её фигуре, а потому, что в выражении её миловидного лица, когда она поздоровалась с ним, было что-то особенно ласковое и нежное. Очнувшись, Клод отметил сдержанную оживлённость, которая играла в её лице и порхала между блестящими глазами и чуть заметной улыбкой, изгибавшей её румяные и полные губы. Как будто избыток прекрасного настроения, выражавшийся в блеске её больших и немного раскосых голубых глаз, задорной улыбке и уверенных движениях, переполнял всё её существо. Она сияла счастьем и здоровьем.
Когда он с ней танцевал, то сразу почувствовал необычайную лёгкость её движений. Ему не надо было прилагать усилия, чтобы направить её тело в новое па. Она делала