папа, осклабившись. – Так ведь я на нем сижу! – Он слегка хлопнул ладонями по ручкам своего кресла и развел руки в стороны, изображая растерянность.
Киннам смешался: о троне, на котором, согласно неким преданиям, восседал апостол Петр, когда был римским папой – о, эти благочестивые легенды! – он слышал, но чтобы вот так сидеть на подобном раритете…
– Да-да, блаженной памяти наш предшественник Иоанн-Иосиф, покидая со своими сторонниками Рим, умудрился вывезти оттуда некоторые реликвии. Разве вы удивлены? – Папа хитро прищурился. Ответить Киннам не успел. Понтифик сделал знак кардиналам и они, слегка поклонившись, покинули приемную залу. – Господин Киннам, вы ведь просили о личной аудиенции? Теперь, когда с официальной частью мы покончили, не угодно ли проследовать в мой кабинет?
– Разумеется, если вы сочтете такой разговор возможным, это будет прекрасно…
– В таком случае я прошу вас пройти вот в эту дверь, – папа указал рукой налево, – ровно через десять минут. Вы уж простите мои старческие немощи… Но вы не будете скучать, оглядитесь вокруг, эта зала того стоит.
Произнеся эту фразу, папа вдруг дернулся и поплыл куда-то в сторону. Киннам с удивлением смотрел, как часть стены вместе с троном, на котором сидел краковский понтифик, стала поворачиваться вокруг своей оси. Мелькнули очертания соседней комнаты – и вот, на том месте, где сидел папа, остался лишь пустой трон. Трон святого Петра…
Несколько секунд Киннам размышлял над этой метаморфозой и, решив, что так, видимо, здесь принято, обратился к висевшим на стенах картинам. Да, тут было на что посмотреть! Полотна Джотто висели в простенках между витражными окнами – неудачное размещение, но картины деликатно подсвечивались невидимыми светильниками, так что старинная живопись была хорошо видна. С удивлением Киннам обнаружил здесь и выполненный, по-видимому, большим мастером портрет маршала Пилсудского на белом коне, в конфедератке. Маршал грозно смотрел вдаль, за его спиной двигалась бесконечная лента конницы… Из созерцания Киннама вывел тихий мелодичный звон. Дверь слева от папского трона открылась, и Феодор поспешил пройти в кабинет. Иоанн-Павел сидел за длинным столом, на котором стояли две чашечки кофе, два приземистых бокала с красным вином и большой включенный ноутбук. Папа был уже в простой белой сутане, с камауро на голове. Киннам быстро огляделся: везде висели картины, стояли книжные шкафы и стеклянные стеллажи. По левую руку, возле подвижной стены, Киннам заметил папский трон – только с этой стороны к нему вместо ступеней вел пологий пандус. Взглянув в окно, великий ритор невольно вздрогнул: за ним виднелась залитая солнцем римская площадь Святого Петра…
– Не удивляйтесь, сын мой, – папа тихонько засмеялся, – это всего лишь голограмма. Там, за окном, внутренний дворик… не очень красивый. Что поделаешь, места у нас мало. А в Вавеле его еще меньше,