уже не так иерархично, как при Константине Порфирородном. На мне тоже белые одежды, которые должны символизировать духовную власть, единственную в своем роде и утвержденную в единственном городе… Но что теперь? И понтифик формально не один, и город совсем другой, и даже вот этот престол – их два, если вы заметили. И я уже не помню, где подлинный. – Тут папа мудро улыбнулся, от чего его нос почти коснулся верхней губы.
– Может быть, подлинный все-таки в музее? – осторожно предположил Киннам.
– Может быть, – охотно согласился Иоанн-Павел. – В наше время ни в чем нельзя быть уверенным. Вернее, всё неоднозначно. Но именно эта неоднозначность и говорит о развитии, не так ли?
– Но всё же есть вещи единственные, неповторимые в своем роде…
– Это вы не на константинопольские ли святыни намекаете? – вдруг спросил папа.
– Честно сказать, нет, но… тем не менее, я осмелюсь поинтересоваться: правда ли, что в ваших покоях находится знаменитая икона «Госпожа Дома»?
– Да. Я ждал вас. Собственно, не вас, а кого-нибудь с этим вопросом. Я слежу за новостями. Я всё обдумал и готов расстаться с ней, хотя это мой любимый образ. В конце концов, не унесу же я ее на тот свет…
– Я могу заверить вас, что, в случае принятия вами такого решения Империя, безусловно, не останется в долгу, – заявил Киннам, смешавшись. Всё разворачивалось как-то слишком быстро, и дело уже явно выходило за рамки его компетенции.
Иоанн-Павел между тем отъехал прямо в кресле – оно оказалось самодвижущимся – к стене и с превеликим трудом встал на ноги. Киннам вскочил с места и сделал было движение чтобы помочь старику, но тот остановил его взмахом руки. Резная панель перед папой отъехала в сторону и Феодор увидел, что за ней скрывается небольшая молельня, наполненная иконами и горящими лампадами.
– Пожалуйте сюда! – позвал папа.
Великий ритор приблизился. На дальней стене молельни висела большая византийская икона в драгоценном киоте. Богоматерь смотрела прямо на него, скорбно и одновременно необычайно проникновенно. Киннам невольно перекрестился.
– Подойдите, подойдите поближе, посмотрите, – пригласил папа. Киннам подошел. – Видите, в правом нижнем углу, похоже на трещинку?
Да, трещинку он заметил – черную, змеящуюся, слегка напоминавшую кляксу. Она была явно нарисована… Да это и не трещинка вовсе, а подпись!
– Болоньезе? – воскликнул Киннам.
– Да, великий копиист.
– То есть икона не подлинная.
– Во-первых, икона подлинная – как может быть иначе? Во-вторых, я же не сказал вам, что это непременно будет та самая икона, которую вывезли из Константинополя! Та находится в соборе святых Станислава и Вацлава, разве это не известно императору?
– То есть вы хотите сказать, что…
– Да, разумеется, мой личный образ придется отдать в собор. Но ничего не поделаешь, ничего не поделаешь… И, вы понимаете, факт