держался так, будто он знает что-то такое, чего никто, кроме него, знать не может. Так чего же он пожаловал ни свет ни заря? К чертям тревогу! В конце концов, у прокурора может быть к нему тысяча всяких дел. С этой мыслью он вошел в свою приемную и увидел широкую спину прокурора, полностью закрывавшую окно, так, по крайней мере, показалось Лукьянчику.
Прокурор медленно обернулся:
– Я к вам, Михаил Борисович… Извините, конечно, явился рановато.
– Прошу, прошу, товарищ Оганов. – Лукьянчик распахнул дверь в свой кабинет. Прокурор прошел вперед, Лукьянчик – за ним и тут же наткнулся на каменную спину Оганова, который остановился в дверях, так как в кабинете было темно. – Фу ты чертовщина! – Лукьянчик бросился к ближайшему окну, раздернул тяжелые гардины. – Дурацкая забота секретаря – она летом всегда, уходя из исполкома, закрывает здесь все окна, чтобы утреннее солнце не накаляло кабинет. Проходите… – Он раздернул еще две шторы и сел за стол.
Прокурор присел к маленькому приставному столику, отчего тот стал еще меньше.
А я с делом весьма неприятным, – медленно прогудел прокурор, поглаживая тяжелой ладонью полированный столик.
Что еще случилось? – недовольно спросил Лукьянчик, передвигая лежавшие на столе предметы, будто подчиняя их какому-то раз и навсегда установленному порядку.
Минувшей ночью мы задержали вашего заместителя Глинкина.
– Как это задержали? – Лукьянчик впился напряженным взглядом в Оганова. – Он же депутат?
– К тому ж еще и ваш зам, – подхватил прокурор и добавил: – Согласовано с горисполкомом.
– За что? – еще один нелепый вопрос, и Лукьянчик это сам понял, но с запозданием.
– За получение взятки. Но дело не только в этом.
– Таа-аа-ак… протяжно произнес Лукьянчик, мысли его в это время метались, как мыши в клетке.
– Я понимаю, вам, конечно, неприятно… – прогудел прокурор, и этой фразой он как бы отрезал все тревоги Лукьянчика – против него они ничего не имеют.
– Столько вместе работали – подумать не мог, – тихо сказал Лукьянчик.
– А у нас на глазах он еще больше, он же был замом и при прежнем председателе.
– Ну и что же он вам сказал? – небрежно спросил Лукьянчик, исподволь уголком глаза следя за прокурором, а тот прикрыл тяжеленные веки и молчал. «Не имеет права рассказывать», – подумал Лукьянчик и в это время услышал:
– А ему говорить еще и времени не было, да и что говорить-то? Сами подумайте… – Светлые глаза прокурора сверкнули, как два лезвия в темных нишах, и он встал: – Ну, я пойду трудиться.
Прокурор кивнул Лукьянчику и тяжело понес свое громоздкое тело к дверям и уже оттуда прогудел:
– Секретарь горкома Лосев тоже информирован… – и наконец ушел.
Тишина.
Лукьянчик вздрогнул от телефонного звонка, как от выстрела, и не сразу снял трубку:
– Лукьянчик слушает.
– Товарищ Лукьянчик, очень сожалею, ибо уважаю