тащим на себе тяжёлые брёвна. От изнурительной работы сначала потеем, затем обливаемся холодной водой, стоя под деревьями, потом начинается дрожь от холода. Трясёт так, что зуб на зуб не попадает. Приниматься снова за работу не остаётся никаких сил.
Однажды после такой изнурительной работы случилось неприятное событие. Мы, четверо наездников – Вислогузов, Утишев, Павлов и я, для покрытия крыши землянки таскали брёвна. С утра беспрестанно шёл дождь. Грязные, до ниточки промокшие, мы продолжали работать. Среди деревьев стало заметно, как день начинает соединяться с ночью, а нам надо дотащить это бревно метров пятьдесят – шестьдесят. Все настолько устали, даже разговаривать не было сил. Мы молча взялись за бревно и построились друг за другом. Хотя брёвна были небольшие, метра четыре в длину, но они были сырые, вдобавок мокрые и скользкие. Из последних сил мы подняли это тяжеленное бревно. Утишев и Павлов схватили спереди, Вислогузов и я – сзади. Осторожно между деревьями зашагали в сторону землянки.
Не успели продвинуться даже на несколько шагов, как впереди идущий Утишев по неосторожности наступил на скользкий ствол какого-то дерева, споткнулся и упал. Павлов не мог один удержать такую тяжесть. Из его рук бревно соскользнуло и одним концом грохнулось о землю. Неудержимая тяжесть теперь навалилась на нашу сторону. Мокрое бревно соскользнуло из наших рук и при падении ударилось об небольшой пень, тут же на лету стукнуло по спине лежащего Утишева. Если бы не этот спасительный пенёк, Утишева могло бы сильно покалечить. Василий Иванович с истошным криком «Ой!» застыл на месте. Мы тоже в страхе за жизнь своего товарища в молчаливом отчаянии встали как вкопанные. Очнувшись, мы все разом побежали к Утишеву. Какое-то время он лежал молча. Затем самозабвенно стал ругаться неслыханно сложным матом. Мы, охватив его с двух сторон под мышки, поставили на ноги.
– Что? Сильно задело?
– Нет, совсем не больно! Я просто упал, – сказал он, продолжая материться.
– Ты чего тогда материшься? Кто виноват, что ты под ноги не смотришь? – сказал с упрёком Павлов.
– Кто, кто? Не понимаешь? Ты, конечно. Ещё бы чуть-чуть, пришёл бы мне каюк, – огрызнулся Утишев.
– Ладно, прости, Василий. Не смог удержать. Как налим выскользнуло из рук, – извинился Павлов. Казалось, что он уже пожалел о своих словах. – Пора уже заканчивать, а то скоро совсем стемнеет.
– Нужно дождаться старшины, потом и остановимся, – сказал я.
Все дружно зашагали за Вислогузовым в сторону нашей палатки.
– Хорошо, что бревно полностью на меня не упало. Это сырое тяжёлое бревно изрядно могло покалечить. Убить бы не убило, но калекой бы сделало. Что бы я тогда делал? Калекой бы вернулся с фронта? Как бы такое я людям объяснил? «Меня на фронте бревном придавило!» Могли подумать, что это я специально, чтоб избежать фронта. Меня бы даже петухи обсмеяли.
– Чего вы там шумите? – спросил старшина Дружинин, приближаясь к нам.
– Мы не шумим. Советуемся,