танцующей и лёгкой, а взгляд – загадочным и сияющим. Все думали, что Лиза наконец-то нашла мужчину. Как говорится в подобных случаях, запрыгнула в последний вагон.
А она приходила домой – в свой собственный тихий рай. Готовила ужин, заваривала чай. Отправлялась с чашкой на балкон, усаживалась на табуреточку и не спеша выпивала ароматный напиток, вприкуску с шоколадом, наслаждаясь каждым мгновением.
Так продолжалось до тех пор, пока соседи с верхнего, пятого, этажа не вернулись из деревни. Случилось это в конце августа.
Раздался крякающий, подвизгивающий треск – распахнулось окно:
– Духотища! – услышала Лиза громкий женский голос. – Упрела вся!
– И воняет, как будто сдох кто-то! – откликнулся мужчина.
– Щас просквозим. – Женщина говорила ещё что-то, но уже из глубины квартиры, слов было не разобрать.
– Эх, мать честная! – проговорил её собеседник и чиркнул спичкой.
В воздухе поплыл запах сигаретного дыма. Лиза поспешно закрыла балконное окно и ушла в комнату.
Села на диван, глядя прямо перед собой, и просидела так почти час. Её хрустальный мирок не рухнул, но пошатнулся: она чувствовала себя Робинзоном, который вдруг обнаружил, что на его остров высадились людоеды.
С возвращением соседей ежевечерний ритуал потерял всякое очарование. Лиза открывала форточку в кухне, балконную дверь и окно – иначе было слишком жарко. Продолжала выходить на балкон, но почти всегда ей приходилось ретироваться обратно: соседи беспардонно вторгались в её уединение.
Они держали окна нараспашку, говорили, не пытаясь понижать голоса, смотрели телевизор, включая звук так громко, что Лизе было слышно каждое слово. Скорее всего, эти двое и не подозревали о её существовании, а вот Лиза знала, что у них кончилась туалетная бумага или мыло, была в курсе того, что они едят на ужин, когда собираются навестить внуков.
Мужчину звали Петром, его спутницу – Дорой. Странное, непривычное имя, которое муж во время ссор превращал в дуру, неподдельно восторгаясь собственным остроумием. Супруги постоянно собачились по пустякам, но дружно объединялись против зятя, которого оба терпеть не могли.
Несколько раз Лиза видела их в подъезде: крупные тела, мясистые руки, крепкие затылки. Шлёпанцы Доры звонко щёлкали по пяткам. Петра сопровождал едкий запах табачного дыма: сигарета, казалось, росла из угла его рта, и правый глаз был вечно прищурен. От обоих волнами шло ощущение животной силы и непробиваемого здоровья.
«Ничего, скоро наступят холода», – уговаривала себя Лиза, надеясь защититься от соседей плотно закрытым стеклопакетом.
Но вскоре случилось страшное. Пётр выбросил очередной окурок, он залетел к Лизе и прожёг тюль. Кружевная занавеска была безнадёжно испорчена: в ней появилась бурая бесформенная дыра.
Лиза не могла заставить себя искать в происшедшем хорошее и думать: слава богу, не случилось пожара. Она с болью глядела на испорченную завесь, сквозь которую ей так нравилось смотреть на мир,