энергия, это буйство радости от каждой минуты? Он почти завидовал ей. Радостное, упругое напряжение тела когда она двигалась по сцене. Сколько полудетского чудачества, юной силы, без раздумывания о том, правота это или нет, а этой молодой силой двигающей, имеющей правоту в существе своем. Совсем девушка, и еще раз банальное – хрупкая и прелестная, иначе не сказать.
Живой, забытый ребячий восторг внутри растопил что-то заиндевелое в нём, просветлил мысли. Наслаждаться одними глазами, внимать нетронутому образу. Какая свежесть, какая живость, какая игривая легкость! – валы прародительских штампов проносились у Алексея в голове, точно он не прекратил «включение в культуру» и теперь играл сам с собой. Вот уже правда – чем хуже дела в отечестве, тем красивее женщины.
Свою Ольгу он встретил с умеренной душой и лишь в минуты бодрящей ревности или откровения взволновано ухало в груди. В такие редкие моменты Алексей слышал, как не разучилось биться сердце, как вырастает легкое, воздушное в нём – из того, что призвано очеловечивать. Так было в начале жизни Алексея с Ольгой, он чувствовал ее, чувствовал себя. С их разрыва душа затвердела, сердце затихло, как покинутое жилище, сокращалось где-то само по заведенному биологией порядку, отдельно его чувств. Внутри установился молчаливый покой. Политическая стабильность на примере одной души.
И вот сейчас от девушки со сцены пахнуло оживляющей радостью. Всё это происходило в Алексее в первые минуты спектакля. Персонажи пьесы – четыре девушки на войне – что-то обсуждали, спорили, начинали закручивать сюжет. В один момент девушка вынесла гитару, вышла вперед и глядя в зал, точно на самого Алексея, и неторопливо, протяжно запела:
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит.
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит…
Да нет же, какая она девочка, – подумал Алексей, как только актриса вышла на край сцены с гитарой. Чуть вздернутый подбородок, горделиво выпяченная губа, блеск желания в глазах. Да, блеск, именно блеск здесь главное, – смотрел Алексей на нее – блеск азарта жизни, нежность, переходящее в женскую самость. Так случается впервые, когда она в глазах напротив чувствует, что может больше, может овладеть. И весь куплет песни – он не сомневался – она будто бы смотрела на него и только на него, не видя ничего в темном зале. Пела гладко, протяжно, неожиданно грудным голосом и не раскачивая слова. Столько желания жизни в этом голосе. Вся правда о ее чувствах, о ее молодой силе вместе со словами песни выходила из ее груди. Как волнительно дышала эта грудь, трепетно покрывалась мурашками юная кожа, волосы, лицо – всё вызывало в нём волнение. Алексей чувствовал ее движения, скользил взглядом по изгибам тела. Представлял нежное прикосновение этой чуть выпяченной губы, как находит волнительно бьющуюся жилку на шее. Как прикасается к ее плечам, проводит пальцами по узкой длине спины в узорах тонких мышц и бугорков позвоночника, осязает ее тепло,