в сумерках рассветных, и забор
блестел от влажной сыпи, в небе звезды
бледнели, и зеленым небеса
чуть отдавали. Рядом голоса
21
и кашель раздавались: к остановке
мы приближались, где стоял народ,
что ждал автобуса, жизнь зная наперед,
и потому в обыденной сноровке
не ждущий откровений и чудес.
Мы ехали в автобусе, где было
тепло, уютно, мама говорила
порою со знакомыми, я лез
глядеть в окно, расплющивая губы
в стекле окна, а тьма уж шла на убыль.
22
У женщины, что матери сдала
свою времянку, дочь была: девица
лет уж шестнадцати. Я, помню, ученицей
она была и в школьной форме шла
порою мимо нашего окошка.
Я в гости к ней наведывался в дом.
И то, что мы с ней делали вдвоем
порою, вас шокирует немножко.
Мне шел четвертый год, возможно. С ней
играли мы… как с Надею, моей
23
подружкою детсадовской… Понятно?
Мы раздевались с нею догола,
она меня в кровать свою брала,
и было мне так сладостно приятно
лежать на животе ее… Сейчас
я думаю, что опыт сексуальный
мой первый был получен в этой спальной,
уж слишком, выражаясь без прикрас,
все было откровенно… Впрочем, это,
конечно, извращенье не по летам.
24
Ах, долго помнил я девичий стан
и перси, и живот, и все такое…
Но все-таки оставим мы в покое
сии воспоминания, хоть сам
и рад бы зафиксировать и эту
часть жизни, но читатель не поймет,
боюсь, что мною движет, наперед
скажу лишь вам: угодно мне, поэту,
всю гамму чувств, от верха до низов,
отобразить, когда душа на зов
25
природы женской исподволь томиться
начнет… Так вот, что я хотел сказать,
но только напоследок: осязать
той девушки коленку, коль решиться
в глубины своей памяти нырнуть,
способен до сих пор и подытожу,
что помню в ощущеньях ее кожу
на чашечке коленки, – обмануть
вас не хочу: с наждачною бумагой
могу сравнить ее, покрытой влагой.
26
Мы вскоре переехали в другой,
ничем не лучше дом. Я, помню, даже
как мы переезжали, как подсажен
я был на кузов, как стучал ногой
по борту грузовой машины, вскоре
был снят с нее, и вот уже носить
все стали мебель, скарб, потом грузить
все это в кузов, я же на заборе
стоял, рукою в варежке держась
за крашеный штакетник и вертясь.
27
Стемнело. Помню, в сумраке осеннем
груженую машину, как борта
с трудом закрыли, рядом суета:
кто где садится: в кузове поедем
или