сквозь изгородь. Что тут поделаешь, не догадался.
– …а там на земле лежит человек. Когда я подбежал к нему, он лишь стонал, хрипел и изо рта у него шла кровь. Глаза широко открыты, но он, кажется, ничего не видел…
– Да, бормотал что-то, но я не понял.
– Я был просто шокирован, узнав в нем мужика из метро. Капитан не даст соврать, насколько этот человек был странным и как он меня тыкал своей сумкой где-то с месяц назад.
– …однако это не помешало мне позвонить и вызвать «скорую», которая приехала слишком поздно, к тому времени человек умер.
– Помощь? Какую помощь я мог ему оказать? Наложить жгут на горло? Он дышал, а ощупывать, исследовать – так я не врач. Эдак только хуже можно сделать, разве нет?
По уже известной мне полицейской традиции допрос прерывался неоднократными остановками. Меня перебивали, переспрашивали, заставляли скакать по времени – наверное, пытались вывести на чистую воду. К чести моего огромного «друга» Петрова замечу, что он на протяжении всего времени молчал (лишь раз хмыкнул, когда я невзначай помянул его), предоставив истязать меня своим младшим товарищам. Возможно, они проходили практику, как студенты-медики оттачивают свое мастерство на особо больных пациентах. Эти трое тиранили меня по очереди и сообща, я же, помимо того что был вынужден контролировать свои слова, никак не мог отогнать, даже на время, будоражащие мое сознание мысли.
Сидя на допросе, вопреки здравому смыслу я испытывал нечто похожее на эйфорию. И не мудрено: буквально несколько часов назад другая сторона жизни пусть трагично, но совершенно явственно открылась мне. Я хотел увидеть ее еще раз, и она как будто хотела того же: меня засасывало и растворяло в воспоминаниях. Прикладывая немалые усилия (еще и в борьбе с памятью), я, как попугай, снова и снова повторял спасительную фразу: «Я не знаю». И в тот момент, когда вопросы дошли до расположенных почти по окружности кровавых брызг и кусочков плоти, фраза «Я не знаю» оказалась единственным, на что я мог опереться.
– Не знаю, не обратил внимания, – отвечал я, – человек умирал на моих руках, мне было не до того, чтобы смотреть по сторонам.
Поверили моим рассказам или нет, меня совсем не волновало.
В конце концов допросчики – менты-стажеры, как я их назвал, ушли и мы остались вдвоем – я и капитан Петров. Именно тогда возникшая пауза и несколько секунд тишины сыграли с моим утомленным, но алчущим чудес разумом нехорошую шутку. Зацепившись взглядом за аквариум, наблюдая за движением воздушных пузырьков и снующих между водорослями рыбок, я вдруг увидел стволы деревьев, скамейку… Из ниоткуда возникла моя рука, потянулась вперед, и под моей ладонью оказалось что-то твердое. А потом как-то сразу проявилось тело лежащего на траве человека и… повторился ужасающий крик.
– Владимир? – Я понимал, что меня зовут, но отреагировать на слова капитана сразу не мог. – Владимир!?
Когда же я вновь осознал себя в кабинете Петрова, то заметил, как капитан почти картинно отключил и убрал