обработало запрос.
«Майя и Яна. Вы дружите с третьего класса».
– Я… Что-то спать охота, – я смущенно улыбнулась, еще не совсем придя в себя.
– Уже? Ну-ка идем! – четыре руки стащили меня со стула и увлекли вниз. Там смеялись и танцевали, и в этот момент я поняла, что не могу вспомнить ни одного лица.
Впрочем, так ли это важно, когда у тебя день рождения?
– Эй, чего зависла? – меня легонько ткнули в бок.
– Тебе будто другую планету показывают!
– Да… Почти…
Удивительное чувство, которое, как ни странно, можно описать только самыми простыми словами: «мне очень хорошо». Мне так хорошо, как не было никогда. Никогда относительно чего? Сколько вообще времени у меня за спиной?
Семнадцать лет или пара минут?
Имеет ли это сейчас значение?
Поддавшись эйфории, я набрала в легкие побольше воздуха и с разбега влилась в толпу ярких пятен, не разбирая ни лиц, ни голосов, не желая ни на секунду задумываться о том, кто я и как меня сюда занесло.
Я просто танцевала в первый раз – будто в последний.
Ответы приходили со временем сами собой.
Я хранила остатки памяти той, что была до меня, но не тот таинственный компонент, имя которому «я». Ушло умение писать стихи. Нет, наверное, вначале следует сказать, что я разучилась чувствовать в нужном русле. Пару раз пробовала писать ради интереса, но видимо, мне не судьба жить вечно в собственных нетленных произведениях. Моей предшественнице, кстати, тоже – уж слишком навязчиво ее призрак смотрел с каждой страницы. Поэтому одним чудесным летним днем, на пустыре на окраине города я сожгла ее последнее пристанище. Как по заказу, в высокой траве нашлась бетонная плита, на которой я и устроила это действо. Огонь захватывал страницы одну за другой, превращая пухлый блокнот в пласты серого, тлеющего по краям пепла, на котором все еще едва заметно проступали строчки. Я смотрела на страницы, перебираемые ветром, стараясь не особо вникать в написанное, чтобы не запомнить ненароком. Напоследок я бросила в жерло бумажного вулкана простенький оловянный медальончик-амулет и подложила еще спичек. Пусть все это отправляется вслед за своей создательницей, к которой я питала необъяснимую неприязнь, как к неряшливым предыдущим жильцам. После этого своеобразного ритуала жить стало легче. Теперь я была уверена на сто процентов, что все дурное никогда не вернется.
Дома на полке пылились многочисленные дипломы – трофеи со школьных олимпиад. Судя по ним, я должна неплохо знать французский и историю, и даже разбираться в музыке и живописи. Однако практика показывала обратное, к глубокому разочарованию родителей, когда при поступлении я наотрез отказалась подавать документы на отделение французского языка. Какой смысл, если я все равно его не помню и не горю желанием вспомнить? Мне вообще не слишком хотелось связываться с гуманитарным направлением из-за внезапного необоснованного всплеска интереса к естественным наукам, но курс был проложен окончательно и бесповоротно, поскольку выпускные