со стуком отодвинул стул напротив спящего, шумно уселся и водрузил на стол поднос с кофе и бутербродами, стаканы жалобно звякнули в подстаканниках.
Человек не проснулся.
– Что с человеком сталось! Лебедев, имей совесть, хватит спать!
Человек по фамилии Лебедев медленно поднял голову, снял шляпу.
– Прости, Борисыч.
– Лебедев, ты чего? Ночью не спишь?
– Тут не до сна, Борисыч.
– Пей кофе, ешь бутерброды. Чего приехал в такую рань?
– Ты помнишь, когда тут проложили трамвайные пути?
– Лет двадцать назад. Не помню точно.
– Я в трамвае уснул.
– Тогда все понятно.
Что именно было понятно Борисычу, он не пояснил.
А дело было так. Весь день Лебедев куда-то бежал, бежал и опаздывал. С утра, проспав, облившись горячим кофе, не найдя чистой рубашки, он так и бегал с кофейным пятном, на что постоянно отвлекался, пытаясь как-то это замаскировать. На работу проспал, пришел с опозданием, потом сразу закрутился в делах, совсем пропал в коридорах и окончательно выдохся к вечеру. Лебедев устал.
Заварил себе чаю, достал из сумки принесенные на обед бутерброды, отметив, что забыл их выложить в холодильник. Посмотрел на часы, было уже восемь вечера. Как пролетело время? Почему он так задержался? Ничего не понятно. Странный день, поскорее бы он закончился.
Перекусив, Лебедев оделся и пошел на трамвайную остановку. Вечера были уже по-осеннему свежие и прохладные.
А трамваи не торопились. В завершение суматошного и странного дня Лебедев полчаса прождал трамвай, в итоге сел не на свой маршрут. Сел на какой-то новый, такого номера он не помнил, спросил только у машиниста, в какую сторону идет трамвай. Номер он тотчас забыл. И, устроившись на жестком деревянном сиденье, тут же уснул, свесив голову.
Проснулся Лебедев сам, словно по какому-то порыву, может приснилось чего. Проснулся и не узнал местности. Прошел по трамваю к кабинке машиниста, там было пусто.
Посмотрел на часы (ну хоть часы-то он утром впопыхах не забыл) – два часа.
Ночь, на улице темень и прохлада, по ощущениям заспанного Лебедева даже и не прохлада, а холод. Впрочем, заспанным он уже не был, сон как рукой сняло. Двери были открыты, и Лебедев вышел, надо же было как-то добираться домой.
По-прежнему было непонятно, где он. Трамвай с горящими лампами, одинокая остановка с кривым фонарем и высокой каменной клумбой, в которой почему-то не росли цветы, но была пушистая чистая земля, уходящие в обе стороны поблескивающие рельсы и какие-то низкорослые дома. Естественно, окна не горели. Ночь – полночь.
– Хорошенькое дело, – сказал сам себе вслух Лебедев, чтобы как-то себя подбодрить, и еще раз огляделся.
Так, трамвай приехал с той стороны. Что там говорил машинист? Конечная, он же называл какую-то конечную. Название ее не вспоминалось,