глазами, словно она не спала всю ночь. Ни капли косметики. Но все же ее стройное тело в этом пеньюаре скрашивает все.
Дома вновь бардак. Я устал делать ей замечания. Прихожий серый коврик горбится от заметенной кучки мусора, отчего его надпись Home, sweet home стала красоваться холмом. На полке у зеркала, словно на островке пыли, стоит ваза с белыми искусственными хризантемами. Циферблат электронных часов украшен двумя четкими линиями от пальцев, которыми она, судя по всему, в спешке смахивала пыль.
В зале та же история: кровать заправлена так, словно на ней бесились два поросенка, перерыв своими рыльцами все покрывало. Я вижу, как из-под подушки торчит штанина моих любимых джинсов…
Неужели она и правда думает, что я не замечаю этого? Она считает меня дураком? В последнее время она ведет себя странно.
Я не стал ей говорить что-то. На сегодня хватит с меня негативных эмоций. Мою руки и отправляюсь ужинать.
Паста была великолепна. Впрочем, как всегда.
После ужина, пока Кейси была в ванной, я решил вытащить свои джинсы из подушечной западни. Когда потянул за штанину, что-то упало на пол. Я опускаю взор и вижу записную книжку. Ее обложка золотистого цвета, а по краям роспись черных узоров, которые похожи на вьющиеся цветы. Она открылась на странице с отвратительным рисунком. На весь лист изображена безликая голова человека, мозг окрашен синим. Я не сразу понял, что это, но, когда присмотрелся, стало ясно, что мозг – это океан. В этом океане своя жизнь. Что-то вроде острова. По центру стоит черный замок с фундаментом из черепов. Вокруг замка кишат странные, несуществующие персонажи: то ли рыбы, то ли люди, а может, и то и другое вместе, в одном теле. Их головы, словно игольницы, напичканы иглами от шприцов. Глазницы пустые, а рты приоткрыты, словно застыли в ужасе. На вершине замка красуется знамя: на красном фоне изображен мужчина, который прикован цепями, как собака. Он сидит на коленях, сгорбившись в три погибели. Его тело изуродовано кровоточащими ссадинами. Но самая большая рана находится у него в том месте, где расположено сердце.
Закрываю блокнот. На нем надпись: «Личный дневник». Я резко вернул его под подушку. Мне стало стыдно, что прикоснулся к сокровенному, к личному. Каждый человек имеет право на неприкосновенность своих мыслей. Я не готов узнать, о чем она пишет и о чем думает. Точно так же, как не готов впустить кого-то в свою голову. Чтобы не показать виду, что я хоть краем глаза видел ее дневник, комкаю джинсы и небрежно возвращаю под подушку, слегка высунув одну штанину, как она и торчала.
Вода в ванной перестала шуметь. Я скачу на кухню и делаю вид, будто протираю стол.
– Что ты делаешь? – она не скрывает удивления. Промакивает полотенцем свои мокрые волосы. На ней розовый халат и серые тапочки с заячьими ушками.
– Эм… – я затупил на пару секунд. – Просто протираю стол. Совсем недавно кто-то упрекнул меня в моей небрежности, – пытаюсь говорить мягко и как можно более непринужденно.
– Это, конечно, очень хорошо, но я уже все убрала сама, – ее улыбка была по-детски искренней. – Но раз ты решил помочь, то посуда