договориться с немцами, а потом, объединив силы Галича и Литвы, мы вместе разобьём татар.
– Предложение вашего князя очень заманчиво. Но я должен посоветоваться… – Скирмонт задумался. – Приходите ночью, как только стемнеет. Будем говорить.
Снова последовал короткий взмах руки, и отроки поспешили к выходу из шатра.
– А я и не ведал, что к ентому князьку нас Лев послал, – говорил Тихон, когда они, обогнув лагерь, пробирались к своему возку.
– Ты уж, друже, никому о нашем со Скирмонтом разговоре не сказывай, – тихим голосом ответил ему Варлаам. – А то знаю я тебя. Какой девке сболтнёшь, и пойдёт молва.
– Обижаешь. Что я, право слово, совсем дурак, что ль! – воскликнул в сердцах Тихон.
– Тише ты! – цыкнул на него товарищ. – Убраться б нам отсюда заутре.
Он опасливо огляделся по сторонам.
В лагере вроде было спокойно. Кто-то ещё продолжал отмечать праздник Лиго и шумно веселился, кто-то отсыпался после бурной ночи, у шатров князей и нобилей неторопливо разъезжали немногочисленные охранники с копьями наперевес. Варлаам заметил старинный языческий стяг: грозный бородатый Перкунас, увенчанный пламенем, грозно развевался на ветру. По одну сторону от него изображён был мертвенно-бледный старец Патолс с долгой белой бородой и повязкой на голове – страшный бог привидений и мертвецов, по другую – безбородый юноша Потримпс в венке из колосьев – добрый покровитель рек и источников.
Вспомнив о том, что князь Войшелг был монахом и усердным христианином, Варлаам невольно усмехнулся. Выходит, не столь велика его власть в Литве.
До вечера отроки, сгорая от нетерпения, потихоньку собирались в обратный путь. Уже сложены были в воз оставшиеся товары, подсчитаны монеты, упрятаны в калиты и мешки шкурки-куны и серебряные слитки, а день, казалось, всё не убывал, всё тянулся, как кисель, сдобренный унылым тёплым дождём. Наконец, в сумеречный час друзья осторожно пробрались к шатру Скирмонта.
Оказалось, там их уже ждали. Шатёр был полон людьми. Скирмонт сидел возле очага на раскладном стульце, возле него на таких же стульцах и кошмах расположились другие князья и нобили. Некоторых из них Варлаам видел раньше и знал по именам. Вот широкоусый увалень князь Лесий, повадками своими напоминающий средней величины медведя, вот худенький, малорослый Борза, вот худощавый молодой красавец Серпутий, вот нобиль Гирставте с глубоким шрамом на правой щеке. Были и другие известные лица: старый воевода Сударг, нобили Гнете, Сонгайле, Маненвид. За спинами нобилей застыли стражники с копьями и мечами, в шлемах и прилбицах. Меж ними Варлаам заметил ещё одно знакомое лицо, но где он видел этого высокого светловолосого литвина с исполненными спокойного мужества чертами, никак не мог вспомнить.
Друзья попали в самый разгар спора. Плохо разбирая литовские слова, Варлаам лишь отчасти понимал смысл сказанного.
Седой Сударг, хмуря густые брови, говорил Скирмонту:
– Да, Войшелг причинил нам много зла. Но он храбро сражался с немцами и он мстил за убийство