дано. Не дадут. Да и не к чему. Пусть идут своей дорогой. И отыщут её, в конце концов. И, дай Бог, чтобы произошло это не в конце земного пути, а намного раньше.
Тот, который не умел летать…
Идти было вкусно. Подсушенные морозом листья хрустели под ногами. Справа от тропинки, с вельветового бока запылённого инеем пригорка послышалось:
– Нет, не так. Гляди, как надо!
– Ну?
– Погоди немного, ветра нет.
– И сколько ждать?
– Да, сейчас-сейчас, куда ты торопишься.
– И не тороплюсь я вовсе, с чего ты взял? Просто ноги замёрзли немного, на одном месте-то стоять…
– Ничего, потерпи. Неженка какая!
– Ничего подобного! Я не неженка.
– Тогда стой и жди молча.
– Стою.
– Вот и стой!
Ветер с юга раскачал пушистые разноцветные клубки деревьев. Стряхнул с них лишнее, закрепил макушками в сторону севера. Проверил, крепко ли и пошёл бродить по тропинкам, просекам и полянам.
– Нет, не то. Не выходит.
– Никак?
– Да, никак. Отстань, я должен сосредоточится. Ты только мешаешь.
– Прости…
На смену тёплому, сорвался сквозняк холодного ветра. Но нагретая за лето земля не сдавалась так просто. Отстранилась от него, отмахнувшись, сдвинула на сторону, как неуместный в тёплую погоду шарф.
– Вот! Вот! Так! Гляди, как надо! – Жёлтые крылья затрепетали, ожили в хлопотливом ритме и…
– Ну, вот, опять…
– Что, не получается? – участливо спросила она.
– Это у тебя не получается,– обиделся он,– у меня всё, как надо. Но не теперь. Нужно дождаться правильного ветра.
– А зачем ждать ветра?
– Чтобы полететь! Ты – глупая!
– Может быть…
– Да, ты глупая и… отстань!
– Не ругайся, пожалуйста. Лучше, объясни, я не понимаю.
– Ещё бы! Ты ничего не понимаешь, ничего не умеешь. Да и вообще,– от тебя нет никакого толка!
– Хорошо, пусть так. Но скажи, зачем нужно ждать ветер, чтобы летать?
– Потому что! Так надо! Не задавай лишних вопросов.
– Но мне это не нужно…
– Не говори чепухи. И, чтобы не попасть в глупое положение, просто запомни, что для того, чтобы летать, надо дождаться попутного ветра.
Мне стало интересно поглядеть на спорщиков. То были бабочка, похожая на старый дырявый листок и красивая, яркая, примёрзшая к пригорку своею серединой ладонь ясеня. Одна порхала с рождения, другой наблюдал, как это делают другие.
Я подставил палец бабочке. Та охотно переступила на него, легко взмахнув крыльями и мы пошли в дом. А листок всё ждал и ждал порывов ветра. И тот нашёл наконец минуту, взъерошил наскоро чуб поляне, подул тихонько вдоль просеки, расчесав сбрызнутую лаком мороза траву и ушёл.
На пригорке остались брошенными обрезки дуба, усыпанные жемчугом остекленевшей росы и тот, который не умел летать, но учил этому других.
Дятел
Казалось, что вода в панике