собирался сказать что-то еще, но в эту минуту из-за спины Белоцвета бесшумно появился огромный пес, подошел к королю и сел у его ног. Юноша едва посмотрел на него и тут же, не раздумывая, подскочил одним прыжком, обхватил пса за шею и принялся немилосердно его тискать.
– Живоглот! Старина! А вот я всегда догадывался, что ты из здешних! Ах ты старый разбойник!..
На морде пса, сидевшего неподвижнее статуи, застыло выражение крайнего изумления. «Этого не может быть, – говорило оно, – я сделаю вид, что ничего не происходит, и тогда никто не заметит, что я тронулся умом и мне чудится этакое». Король же смотрел во все глаза на происходящее; он также был ошеломлен и поначалу не знал, что делать. Наконец, он осторожно спросил:
– Белоцвет, позволь спросить, когда ты успел познакомиться с Цикутой?
– С какой еще Цикутой, – довольно невежливо ответил Белоцвет, зарываясь носом в серую шерсть, – не знаю я никакой Цикуты. А вот как вы заполучили себе Живоглота, хотел бы я знать? О боги, как же я рад тебя видеть! – И он так стиснул шею пса, что тот даже захрипел.
– Белоцвет, прошу тебя, сядь и успокойся. Цикута, не принимай близко к сердцу. Человек может обознаться.
Юноша неохотно встал с колен и вернулся на свое место, не преминув еще разок почесать пса за ухом.
– Белоцвет, – король положил ладонь на голову пса, – кто это, по-твоему?
– Я же сказал – это Живоглот, пес из «Копченого хвоста», он меня от смерти спас, а то и чего похуже. И не говорите мне, что я обознался, и этот просто похож на него. Я не могу ошибаться. Я чувствую его. Он дышит смертью, но мне не страшно, – юноша подмигнул псу, который, наконец, позволил себе перевести дыхание.
– И все же ты ошибаешься. Это Цикута, вожак моей своры. Никакая охота – даже Дикая – не обходится без собак. И если уж говорить начистоту, – Остролист щелкнул пальцами, и пес улегся, уложив морду на вытянутые передние лапы, – ты только что был на волосок от смерти. Обычно Цикута убивает не раздумывая, тем и ценен.
Белоцвет несколько минут обдумывал произошедшее, пристально глядя на зверя, в замешательстве прячущего глаза. Затем он встал, церемонно поклонился псу и сказал:
– Прошу простить мою неуместную горячность. Видите ли, я еще не совсем освоился со здешними порядками. Однако вы так похожи на моего Живоглота, я еще никогда так не обманывался. – И, сокрушенно разведя руками, юноша сел.
– Он принимает твои извинения. И впредь постарайся не пугать так моих подданных. Цикута, а ты как всегда раньше времени. Камень еще спит.
В молчании и ожидании время растягивается, минута может показаться часом, но здесь, в стране-под-холмами, время не имело такого значения как наверху. Бессмертные существа не обращали на него внимания, пускали его побоку и уж никак не думали им дорожить; постепенно время приноровилось к такому положению дел и, казалось, отдыхало в нижнем мире от мерного хода или бега, которому предавалось в мире верхнем.
Наконец,