похлопала Мэри по руке.
– Вечером, когда буду возвращаться с экзамена, я куплю тебе большой пакет вишен. Заставим маму заплатить. Она не откажется, потому что чувствует себя виноватой за то, что ругала нас. Сама увидишь.
– Ругала? – переспросила Мэри. – Не помню.
– Да, она просто жутко злится на меня из-за того, что я болтаю с тобой, а не готовлюсь к экзамену. На Криса она злится за то, что тот говорит про отца, а на тебя – за то, что за завтраком ты перечисляешь своих дружков.
Мэри стало немного страшно. Такие провалы в памяти.
– Я это делала? Правда? Обычно я веду себя очень прилично. А почему я о таком заговорила?
– Крис пожелал узнать, кто отец нашей мамы.
– И я сказала?
Девочка вытащила из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги и развернула его.
– Ты сказала: Роберт Гибсон[6].
– Ах, Роберт! – Мэри прижала ладонь к щеке. – Он был великолепен!
Девочка улыбнулась.
– Да, ты так нам и сказала. А мама просто взбесилась. Теперь, когда всплыла информация об ее отце, Крис ужасно хочет повидаться с нашим. Но она и слышать об этом не желает, потому что папа живет со своей подружкой в нашем бывшем доме и у них родился ребенок, а это непростительное оскорбление.
– Что-то не припомню, чтобы кто-то взбесился.
– Ну… все относительно, да. То есть она не визжала, не орала и ногами не топала. Это была такая тихая злость, понимаешь?
– И я при этом присутствовала? Ты уверена?
Девочка смутилась. В ее глазах мелькнула жалость… Или Мэри только показалось?
– Прости, мне не стоило тебе о таком напоминать.
Это было похоже на то, как если бы она подошла к краю пропасти. Нет. На другое. Это было… как проснуться и обнаружить, что за ночь у тебя куда-то подевался палец на ноге или руке. Мэри не помнила никакого разговора на повышенных тонах. Она лишалась каких-то важных составных частей, и они не возвращались обратно.
Что сказал ей врач на днях? «Похоже, у вас спутано сознание, миссис Тодд». Тупица. Дура треклятая. Почему это не могли быть просто провалы в памяти? И почему она сама не могла выбирать, что вспоминать, а что – нет?
– Люди могут только стараться изо всех сил, – прошептала она сидевшей рядом с ней девочке.
– Да, – кивнула та.
– А мы должны стараться не судить их слишком строго.
– Ты говоришь о тебе и маме?
– Я говорю обо всех, кого я только знала.
Девочка уставилась на старуху не мигая.
– Почему вы с мамой расстались, ты помнишь?
– Быть может, ты могла бы ее об этом спросить?
– Спрашивала. Она не желает говорить об этом. Пэт – святая, а ты – грешница, и больше от нее ничего не добьешься. Но не может же все быть так просто, правда? Я в том смысле, что, когда мама была подростком, вы ведь вместе жили в Лондоне, да? Это было ужасно? Вы друг дружку ненавидели?
– Слишком много вопросов.
– Я хочу понять.
– Что ж, если тебе удастся что-то узнать