– более прекрасного пения я не знал в своей жизни: тонкое и воздушное – это пели тысячи голосов на галере. Приглядевшись, я различил на палубе множество людей с птичьими головами и человеческими туловищами – совсем как изображения богов на древнеегипетских гробницах…» Но самое интересное было впереди: фактически уже на пороге смерти Харнер увидел странных крылатых рептилий, которые показали ему еще безжизненную доисторическую землю и момент их собственного появления на нашей планете. Пришельцы показали и как создали тут жизнь, чтобы самим спрятаться во все ее формы и фактически подчинить изнутри. «Они сказали мне, что они-то и есть настоящие хозяева планеты, а мы, люди,– лишь их жилища и слуги…Внезапно я понял, что я – человек, я остро ощутил все различие между моим родом и предками-рептилиями. Я стал изо всей мочи сопротивляться – лишь бы снова не вернуться к этим существам из древних времен, которые с каждой минутой делались мне все более чуждыми и враждебными. Каждый новый удар сердца давался мне с огромным трудом – и я призвал на помощь людей. Я увидел, как они забегали, засуетились, приготовляя противоядие, но я знал, что им уже не успеть. Мне нужен был кто-то, кто мог бы меня защитить и разбить драконов, и я отчаянно попытался вызвать какого-нибудь могучего духа…»
Индейцы все-таки успели, хотя наутро оживший экспериментатор устроил самому себе мысленный выговор за безрассудную смелость. Интересно, что когда он рассказал о своих видениях слепому (подчеркнем, слепому! – В.Ф.) индейскому шаману и передал ему слова «рептилий», тот только усмехнулся в ответ: они всегда так говорят новичкам, а на самом деле являются хозяевами всего лишь «дальней тьмы». «Я был потрясен. Оказывается, все то, что я пережил, было уже известно этому босому, слепому шаману – известно по его собственным путешествиям в тот же самый мир, в который отважился отправиться и я».
Хотелось бы отметить характерный момент: высокообразованный человек из развитого государства, не раз и надолго забиравшийся в дикие джунгли, не побоявшийся испытать на себе упомянутое «зелье», был настолько поражен и заинтригован открывшимся перед ним миром древних верований, что посвятил изучению шаманизма всю свою жизнь, сам стал шаманом и начал обучать этому искусству других. Подобные примеры на западе, в отличие от «советских исследователей», большую часть ушедшего века считавших шаманов ненормальными или шарлатанами, – не редкость. Достаточно вспомнить широко известного Карлоса Кастанеду с его несколькими книгами об ученичестве у мексиканского шамана дона Хуано. Можно сказать, что Кастанеда не просто глубоко проник в сущность и философию оккультных ритуалов индейцев, но и создал своими работами совершенно новый литературно-документальный жанр, показав в нем изнутри мистическое постижение мира.
В подобном ключе магических очерков написаны и книги американки Линн Эндрюс, которую коллекционирование этнографических реликвий привело в резервацию индейцев кри близь