Александр, чья дочь Марека-Мирьям? Думал, здесь легче будет разобраться. Сверху, говорят, видно все. Оказалось, нет – все загадки остались, какие были. Видно, их живым разгадывать придется.
В том, что Мирьям моя дочь, я уверен. Той ночью, в ураган, я, конечно, не спал. Я услышал с берега крик до смерти напуганной Оленьки, видел, как Сашка тащил ее, почти без сознания, в палатку. Ругал себя, что, старый увалень, не сумел опередить его, и, прогоняя от себя дурные мысли, благодарил Бога, что он послал ей на спасение Александра, а не меня. Под утро, когда все улеглось, Сашка прокрался в палатку. Думал, я сплю, дурачок. Лучше бы он там, у Оли, остался. А он, видно, боялся отцовского гнева или Олю не хотел в неловкое положение своим присутствием ставить. Кто теперь скажет, что было бы лучше…
Заснул он мгновенно. И тут уж никакие силы не смогли удержать меня: уговаривал себя, что только посмотрю, как она спит, все ли хорошо у неё. А когда увидел ее, голова пошла кругом от запаха ее молодого, сильного тела. Я вообще перестал что-либо соображать в этот миг – вот они, животные инстинкты, что делают! А она даже глаз не раскрыла. Видно, думала, что это все еще Сашка…
Каждый человек, наверное, хоть раз в жизни совершает неразумный поступок. Но с этой ночи я и начал есть себя изнутри. Безжалостно, с остервенением невысказанного раскаяния наказывал себя ежедневно и еженощно. Сердце поддавалось быстрее всего. Когда Оля первый раз Мирьям привезла, как током ударило – вот он, мой ребенок! Думал забрать ее. С Олей, с Руфиной поговорить и забрать. Пусть все думают, что она Сашкина дочка, но воспитывать-то я бы ее смог. Год готовился, и Ольгу в письмах потихоньку настраивал. Даже в Архангельск тайком перед Новым годом на самолете слетал. Дедом Морозом нарядился, с подарками пришел. Оля узнала, конечно, засияла вся, а девочка так и не признала, но подаркам обрадовалась. Незаметно, как-то внутри себя обрадовалась, но я-то увидел. Посмотрел, как живут: бедно, конечно – комнатка маленькая, так и спят на одной кровати, вторую поставить некуда.
С трудом лета дождался, приехали наконец мои девочки. Мирьям кашляла тогда – продуло, наверное, в дороге. Повел ее в поликлинику врачу показать, заодно и кровь на анализ сдали. Увидел результат, и последние сомнения рассеялись. Группа крови четвертая, резус отрицательный. У Оли первая и положительный, в паспорте печать видел, у Сашки тоже. Моя дочка, моя кровь в ней течет! А насквозь изъеденное сердце отказалось эту радость принимать. Так и не сделал я для них ничего из того, что хотел…
Рути как убивалась тогда! Она давно чувствовала, что со мной что-то происходит. Но разве ей по силам было облегчить мои страдания? Ей и своей боли на всю жизнь хватит. Я только догадываться могу, что там было у нее с моим младшим сводным братом Сенькой. Почему она так переживала его гибель? Месяц из Крыма домой ехать не хотела, все на кладбище сидела, не разговаривала ни с кем. Силой увез ее оттуда и больше не отпускал от себя. И почему Шурик родился недоношенным, но вполне здоровым и упитанным карапузом? Сенька, шельмец, не скажет ни за