холодный металлический поручень.
– Я и забыла, какие короткие в Калинине трамваи, – сказала Женя, – так гораздо уютнее.
– Калинин гораздо меньше Питера, – сказала Наталья, удивляясь тому, как механически прозвучал собственный голос.
– И люди в провинции гораздо более приветливые, – сказала Женя.
– Меня чуть дверями не прищемило, – пробормотала Наталья.
– Наверное, водитель торопится домой, – сказала Женя и грациозно, как кошка, потянулась всем телом, – к жене и деткам.
– Водитель, к твоему сведению, женщина, – вспыхнула Наталья, припоминая, откуда ей знакомо выражение Женькиной… морды.
Именно такое было у соседской кошки Маруськи, которой мама носила рыбьи кости. После папы кошке доставалось мало, он сам обгладывал их дочиста. Говорил, что настоящий рыбак даст фору любой животине, даже если вся рыба в доме из гастронома. Мама тоже любила рыбу, но над костями не усердствовала, Маруська тоже должна была чем-то питаться, Маруськина хозяйка, тетя Валя, жила на пенсию.
– Натка, ну, не дуйся, – промурлыкала Женя, – твой Эдик правда… душка.
– Это не мой Эдик, – сказала Наталья, глядя прямо в узкий, кошачий Женькин зрачок, – Эдуардо встречается с Асей. Уже месяц.
– Месяц? – закашлялась, словно поперхнулась рыбьей косточкой, Женька.
– Аська хочет пригласить его на Новый год домой. «Папе показать», – мстительно сказала Наталья.
Женька молчала, острыми зубками кромсая нижнюю губу.
Отчаянно дребезжа и лишь слегка притормаживая на горящих желтым светофорах, трамвай прорубал железным телом темноту ночных улиц.
Женя откашлялась.
– Ты не говорила, что у него роман с твоей подругой. Я думала, он просто… бабник.
– Та еще подруга, – горько усмехнулась Наталья, – я первая с ним познакомилась, только кого это волнует? Ты вон тоже… все лицо ему… обслюнявила.
Женькино лицо превратилось в белую маску с неровно вырезанными прорезями для глаз. Один глаз выше другого и оба несчастные.
– Он… теплый, – медленно сказала она, обхватывая себя за плечи, словно ей стало вдруг смертельно холодно.
Глава 4
Тяжелые бордовые шторы, кровавые обои с золотым тиснением, душный, спертый воздух, ни дать ни взять публичный дом из «Ямы» Куприна.
В город приезжал на гастроли московский театр с постановкой, где он выглядел именно так. Наталья достала из кармана платок и промокнула лоб.
– Мужик не кобель, на кости не бросается. – Ася припудрила декольте и засмеялась.
Желтая мелированная гривка затряслась в такт хохота, луч света заскакал на гранях крупных золотых серег.
– Как тебе? – Ася приложила к бирюзовой ткани платья гроздь розовых бус, неудовлетворенно покачала головой и поменяла на громоздкое красное колье.
– Не слишком откровенно? – смущенно пробормотала Наталья, отводя глаза.
– Что я тебе, тургеневская девушка?
Ася