или нет, узнаю, когда деньги получу.
– Неужели такая жадная до денег, красавица?
Лене показалось, что он сейчас полезет с поцелуями или ущипнет за коленку, потому, слегка отстранившись от лоснящегося лица самодовольного клиента, добавила холодно и строго:
– Вы мешаете вести машину, сядьте ровнее.
И надев на себя серьезную маску недоступности, прибавила скорость.
23.20
Хрустя наледью и подскакивая на выбоинах, Лошадушка подъехала к задворкам многоэтажки-общаги, к крыльцу ресторана, неоновая вывеска которого дергалась и мигала неровно-нервным синим светом. Неприметное такое крылечко, если бы не вычурная вывеска, его можно было бы принять за служебный вход заштатной забегаловки.
Лену всегда удивляло необъяснимое явление в спальном районе Купчино: общежития здесь строились добротными, кирпичными, с широкими лоджиями и просторными холлами, а обычные жилые дома питерцев – панельными, тесными внутри и убогими снаружи. Как такое объяснить? Угораздило же ее заехать в эти дебри, не ровен час, без подвески останется, но так попросил привередливый клиент, он, видите ли, не захотел пройти несколько шагов от дороги, черт бы его побрал!
– Я мигом, красавица.
Барон резвым колобком выкатился из авто.
– Оставьте хотя бы аванс, – спохватилась Лена.
– Пять минут, красавица, пять минут, – бросил на ходу. Взлетел по ступенькам и скрылся за дверью.
Из ресторана между тем посыпал народ, все больше смуглые мужчины в темных костюмах и черноволосые чернобровые дамы в сверкающих люрексом нарядах. Дети, одетые торжественно, по-взрослому, тут же с визгом устроили возню, переходящую в драку, а родители начали их ловить и пытаться образумить на своем тарабарском языке.
«Неужели восточный клан отмечает женский праздник?»
Лена уже начинала мерзнуть и с беспокойством поглядывать на часы. Обещанные пассажиром пять минут прошли, а она все сидела, дергая замерзшими коленями в такт мелодии на волне «Русского радио»:
Открой мне дверь, и я войду, и принесу с собою осень,
И если ты ее попросишь, тебе отдам ее я всю…
Постукивая ладошкой в тонкой перчатке по рулю, подпевала Дельфину, таращилась на живописную толпу, похожую на цыганский табор, на подмигивающую неоновую вывеску ресторана и на дружные ряды светившихся на фоне черного неба окон высотки.
Сверкнув фарами, с дороги повернул автобус, оглашая округу монотонными переливами восточной мелодии, покачиваясь на колдобинах, подрулил к асфальтированному пятачку и заглох в стороне, перегородив Лене обратный путь. На крыльцо между тем вышли жених в белой рубашке и невеста в свадебном платье, на плечах – мужской пиджак с растрепанной белой хризантемой в петлице. Пиджак был явно узок для крупной, грубо вытесанной дамы, и вообще вид у молодых был изрядно помятый и усталый. К ним все время подходили, тормошили объятиями и поцелуями. Он сдержанно сверкал золотыми фиксами. Она – черноглазая, носатая – напоминала увядшую хризантему в петлице,