Посещал бы церковь, одаривал милостынею нищих, стоящих на паперти, отбивал бы поклоны, молясь о здравии родных и близких. Потом бы возмужал, женился, завел кучу ребятишек и стал добропорядочным и богобоязненным боярином, подобно своему отцу.
Но так случилось, что жизнь его сложилась иначе. Все его родные, дорогие люди были погублены. Умерли они смертию жестокой и распростилися с жизнью из-за чужого злого умысла да по клевете. Все произошедшее перевернуло душу Ярослава. Теперь он понял, что в этом мире можно убивать безнаказанно, и кара Господня не постигнет тебя за это на месте.
В какой-то мере, можно сказать, Ярослав отрекся от Бога, поскольку с легкостью теперь нарушал его заповеди. Но делал он все это не со зла, а просто потому, что это было ему выгодно, и еще потому, что он не видел повода для того, чтобы этого не делать.
В жизни каждого человека существуют определенные табу. Были когда-то они и у Ярослава. Но теперь эти неписанные законы потеряли всякий смысл. Именно такие люди, потерявшие закон в душе своей и становятся самыми страшными преступниками. Потому что им все равно. Мертва душа их, и не умеет она ни огорчаться, ни радоваться, ни милосердствовать, ни гневаться…
Жизнь Ярослава текла размеренно и даже скучно. Да и в казачьем стане все было по-прежнему. Но однажды произошло событие, которому суждено было очень сильно повлиять на дальнейшую жизнь Ярослава. В казачьем стане появился новичок.
Нельзя сказать, что после Ярослава войско никогда не пополнялось новыми людьми, однако все они, как правило, не были так молоды. Очень многие уже имели достаточный опыт, потому им не пришлось, как Ярославу, с таким трудом приспосабливаться к новой жизни.
И вот опять в войске появился человек, который, попади он к казакам в одно время с Ярославом, вряд ли смог бы даже потягаться с Евсеевым. Как и в прошлый раз к Ярославу, к новичку приставили Данилу Наливайко, с тем, чтобы он обучил решившего стать казаком молодца уму-разуму.
Когда Евсеев первый раз взглянул на Григория Отрепьева, тот не произвел на него должного впечатления. И вправду, в новичке не было ничего особенного: не сказать, чтобы он отличался богатырским сложением, но и не худ, среднего роста, с круглым белым лицом. Собой хорош не был, скорее напротив: одна рука короче другой, рыжеватые волосы, тусклые голубые глаза. Вдобавок ко всему две бородавки – одна под правыми глазом, другая на лбу – портили и без того не слишком приятную наружность новичка.
Однако, невзирая и на неприглядность и на то, что умений у него и вовсе никаких не было, Григорий легко нашел общий язык даже с острословом Наливайко, не говоря уже и о других казаках. Господь, обделив его пригожестью, щедро одарил многими другими способностями: казалось, благодаря своему обаянию, он мог поладить даже с чертом, если, конечно, сам не был таковым.
Ничего и никого не стесняясь, он, словно прилежный ученик, тщательно выполнял все советы и приказы своего наставника, прислушивался не только к словам старшины, но и рядовых казаков, и никогда не хвалился тем,