что, переведя Гришку под начало Ярослава, этим самым он создаст в войске самый лихой отряд. Но прежде чем это случилось, Ярослав и Григорий долго присматривались друг к другу.
В конце концов, Евсеев и Отрепьев нашли-таки общий язык, а случилось это по нескольким причинам. У Ярослава еще свежи были в памяти свои собственные муки, когда все войско смеялось то над одним промахом Ярыша, то над другим, и невольно он проникся к новичку сочувствием, прекрасно понимая его состояние. Кроме того, на Евсеева подействовало очарование этого невзрачного с первого взгляда человека, и старшина потихоньку стал с Григорием более откровенен.
Григорий же был искренне благодарен Евсееву за заботу, которой старшина мог и не проявлять, и то ли сказалось то, что оба казака были одногодками, то ли было у них что-то общее в характере, только Отрепьев тоже привязался к Ярославу.
День за днем пролетали в непрестанных разъездах, и все это время Ярослав и Григорий проводили бок о бок, вместе выполняя приказы Герасима. Евсеев то словом, то делом во многом помогал своему подчиненному, и вскоре у старшины не было причин беспокоиться за новичка. Однако, исполняя пожелание Евангелика обучить Отрепьева тому, что он еще не постиг, Ярослав и сам кое-чему у него учился.
Во всем войске до сих пор Ярыш был, пожалуй, единственным человеком, который когда-то видал лучшую жизнь, потому никто из казаков не мог сравниться с его прежними друзьями. Несмотря на то что Евсеева уважали и ценили, несмотря на то что он все-таки научился за это время иметь дело с кем угодно, Ярослав искренне так ни к кому и не привязался.
И вот теперь Евсеев, кажется, нашел того, с кем ему было столь же легко общаться, как и с прежними товарищами.
Отрепьев, в свою очередь, тоже понял, что Ярослав, может быть, единственный во всем войске стоящий человек, и оба казака сдружились.
Прошло совсем немного времени, когда Григорий окончательно обвык среди казаков, и с тех пор никто и помыслить себе не мог, чтобы Ярыш и Гришка затевали какое-нибудь дело порознь. Стоило кому-то увидеть Ярослава, и было ясно, что Гришка где-то рядом.
После того как Ярослав наконец нашел среди казаков родственную душу, оба друга прославились на все войско. Конечно, Ярослава и без того хорошо все знали, однако до сих пор он никогда не совершал столько «подвигов». Казакам казалось, будто сам бес вселился в Ярыша – если и до сих пор его нельзя было обвинить в трусости, то теперь он просто бесчинствовал.
Даже опытные казаки изумлялись тому, что по службе совершали Ярыш с Гришкой, а уж от того, что они вытворяли в стане в свободное время, волосы на голове начинали шевелиться! И только один человек в войске не изумлялся странным поступкам переменившегося Ярослава – еще когда чуть ли ни за руку Герасим привел Евсеева в стан, он знал, что скрывается за хлипкой юношеской наружностью.
Но, несмотря на то, что Отрепьев и Евсеев искренне привязались друг к другу, дружба эта все-таки больше изменила Ярослава, и Герасим даже не догадывался, что, может быть, впервые в жизни