и Ярослав, не услышав от Ефимова ответной колкости, забеспокоился.
– Ну, что на этот раз? Говори напрямик, не томи, хуже все равно не будет… – с этими словами Ярослав, вплотную подойдя к Димке, наградил его одним из тех своих взглядов, под которым Ефимов всегда робел.
Дмитрий, зная, что Ярослав все еще смотрит на него, опустил глаза, чувствуя, что теперь ему не удастся отвертеться, собирался с силами.
Прекрасно зная, что Ярослав не спускает с него глаз, Димка наконец выдавил:
– Ну… э-э-э, знаешь, Елена Авдеева замуж выходит.
– Не может быть… Разве я не говорил, что в августе у нас свадьба? – смутился Ярослав, подумав, что перешел дорогу другу. – Вот уж не думал, что ты на нее тоже глаз положил.
От этих слов Ефимов покраснел еще больше, но решил довести дело до конца:
– Да нет, не я на нее глаз положил, а Сергей Салтыков.
От ставших теперь понятными Димкиных слов Ярослав изменился в лице.
– Елена? Авдеева? Ты ничего не путаешь?
– Нет, Ярыш, к сожалению, это так.
– Не может быть, у нас ведь и помолвка была, и с родителями ее все оговорено… – все еще не веря в сказанное, пытался отделаться от неприятной мысли Евсеев.
– Прости, что мне приходится тебя огорчать. Я сам сперва не поверил, а потом убедился в этом на собственной шкуре.
Васька Прохоров сказал мне, что к отцу Елены приходило несколько человек – просили руки Елены, и он, кажется, пока еще никому не ответил согласием, в надежде, что дочерью заинтересуется кто-нибудь получше.
– Ярыш, – виновато взглянув на друга, продолжал Димка, – ты уж меня прости, но вчера, решив проверить его слова, я ходил в дом Авдеевых просить руки Елены. Ты знаешь, что мне сказал Семен? Мол, приходи завтра, тогда и скажу свое решение…
Слушавший друга Ярослав постепенно покрывался мертвенной бледностью.
– Я, не поленившись, пришел с утра, но Семен ответил мне отказом. Дескать, поскольку все женихи для него равны, он оставил последнее слово за Еленой, и та выбрала Салтыкова Сергея…
Ярослав медленно, словно ему не подчинялось собственное тело, сел на лавку, охватил руками опущенную голову и больше ее уже не поднимал.
Уже не горечь утраты, как во время казни отца и братьев, не обида наполняли его сердце: доселе невиданное юному Ярославу чувство возникало в его потрясенной пережитыми несчастьями душе.
Нет, не слезы на этот раз скрывал Ярослав, спрятав от друга лицо, пока опешивший Дмитрий, не зная, что же нужно сказать, как утешить друга, переминался с ноги на ногу. Склонив голову, он боролся с нахлынувшим на него желанием немедля, заточив поострее топорик, отправиться к Салтыковым, рубануть им промеж глаз сначала Глебу, потом Сергею…
Если прежде, думая об Елене, у Ярослава возникало нежное и трепетное чувство, то теперь лютая ненависть охватывала все существо Ярослава при одной только мысли о дочери Семена. «И это моя Аленка так жестоко надо мной посмеялась?» – думал Евсеев, вспоминая те нежные и