притязаний Бургундских герцогов на высшую власть в своих владениях. В противовес озвученной им же идее о необходимости служить единственному государю-защитнику хронист выдвигает теорию, которая сводит на нет универсалистские устремления императоров. Он пишет о «необходимости» разделения высшей власти между многими сеньорами и для доказательства своей правоты приводит два главных аргумента. Поскольку земля разделена на различные регионы, отличающиеся климатом, языком, религией, и эти регионы удалены друг от друга на значительные расстояния, один государь не может управлять ею, для этого требуется множество правителей. Однако более существенно то, что наличие своего государя или трона в каждом регионе диктуется необходимостью отправлять правосудие и заботиться об общем благе[141]. Таким образом, Молине утверждает идею о высшей власти каждого правителя в своем государстве, что, несомненно, было важно для герцогов, как и для любого другого монарха. Эти строки автор писал еще в бытность свою официальным историком Карла Смелого.
Поворот в отношении империи и императора произошел в бургундской политической мысли после поражения при Нанси и гибели Карла Смелого. Оказавшись перед лицом французской агрессии и неспособности бургундской элиты противостоять ей, хронисты именно в союзе с Габсбургами увидели возможность сохранения независимости от французской короны. Особенно отчетливо этот поворот заметен в хронике Молине, чьи доводы в пользу высшей власти герцога мы только что приводили, причем некоторые его аргументы схожи с риторикой защитников идей универсалистской монархии[142]. Уже в описании осады Нейса Молине сетует на враждебную политику Карла по отношению к императору, призывая первого взять в руки оливковую ветвь вместо копья и следовать примеру отца, который, по словам хрониста, «очень любил Святую Империю»[143]. Чем более усугублялась ситуация в войне с французским королем, тем более часты становились панегирики в адрес Фридриха III и Максимилиана. Император теперь представлялся единственным верховным правителем на земле подобно Богу на небесах, он являлся «отцом отцов, царем царей, сеньором всех сеньоров»[144]. Иными словами, постулируется уже совершенно чуждая периоду правления и Филиппа Доброго, и Карла Смелого идея о том, что власть императора Священной Римской империи распространяется на все государства, в том числе и на Бургундское, и даже на Французское королевство. В хронике Молине очень ярко выражена надежда на то, что бургундские земли будут спасены в случае брака единственной наследницы герцога и Максимилиана. Сцену встречи послов императора с Марией Бургундской историк представил как библейский сюжет Благовещения. Марии сообщается, что император соблаговолил дать ей в мужья своего сына, и от этого брака родится ребенок, который избавит ее народ от смертельной опасности[145]. Здесь важны не только аналогии между людьми и библейскими героями, но также и то, что подданные Бургундских