в задумчивости побарабанил пальцами по столу, что-то прикидывая. Было видно, что юноша ему понравился.
– Так говоришь – коней любишь и умеешь их в порядке держать?
– Люблю, княже, и умею.
– Тогда беру я тебя… Мне как раз нужен конюший, старый долго верой и правдой служил, но вот упокоился…
– Благодарствую, княже. Буду стараться, – поклонился Ждан князю.
– Но не думай, что будет тебе у меня сладко. Конюший, помимо забот о конях моих, должен сопровождать меня во всех походах, в битвах. Если что не годится, то есть ещё время передумать и отказаться.
– Я остаюсь у тебя, княже, – твёрдо сказал Ждан.
– Вот и ладно, – завершил разговор Игорь и обратился к широкоплечему, с окладистой бородой человеку, сидящему рядом с Янем: – Рагуил, покажи новому конюшему конюшни, коней, конюхов, позаботься о жилье и одежде и дай достойный приют гонцам князя Святослава.
– Повинуюсь, княже, – степенно поклонился, поднимаясь, Рагуил. – Сейчас мы с Янем всё сделаем.
2
В поле возле Ольжич, на левом берегу Днепра, раскинулся стан воинов. Третий день непрерывно горят на снегах костры, на которых воины варили кулеш с говядиной, сушили онучи возле огня, сами грелись, потому что и в продуваемых ветрами шатрах стоял жгучий мороз.
Вокруг шатров в два ряда поставлены сани – оглоблями в поле на случай неожиданного нападения. На санях – оружие, кольчуги, щиты, сухари, крупы, солонина, мороженое мясо, овёс… Повсюду не стихают тысячеголосый людской гомон и ржание коней.
А воины всё прибывают и прибывают.
Великие князья Святослав и Рюрик ждут из Чернигова князя Ярослава с дружиной. Святославу не терпелось увидеться с братом – выезжал навстречу, в поле за Ольжичи. Тот прибыл лишь под вечер. Без войска, с небольшой дружиной для охраны.
Святослав как увидел – потемнел в лице. «Неужели и теперь мой любимый братик приготовил какую-то каверзу?» В который уже раз. Как только занял он после него черниговский стол, так и начал всё гнуть по-своему – сторониться старшего брата, заводить дружбу и с Игорем, и Всеволодом, обособляться от Киева, уклоняться от общих походов на половцев, заигрывать с ними и даже заключать какие-то договоры…
Хотел Святослав сказать резкое слово, но сдержался, только подумал: «Эх, брат, брат! Неужели завидуешь мне? Неужели и тебя, как и других, прельщает великокняжеский стол? Глупый еси! Не познал ты горечи моего положения – быть великим князем – и не в силах многое сделать из того, что ох как надобно… Сидеть на золотом столе киевском, принадлежавшем некогда великим князьям Святославу, Владимиру, Ярославу, Владимиру Мономаху, и чувствовать себя неполноценным князем земли Русской! Разве сравняешься по количеству воинов и по богатству с Ярославом Осмомыслом Галицким или, особенно, с Всеволодом, князем Владимиро-Суздальским? Только и славы, что князь великий Киевский. Какая душевная боль, какие терзания в сердце… Эх, брат, брат! Вот и теперь – явился без войска. Снова начнёшь хитрить, мудрить, выкручиваться. Ты всегда таким был – сызмала. Хитрунчик! Любимчик маменькин!»
Хотелось