ранее использовались в качестве одного из оснований типологии научной рациональности, претерпела существенные изменения: типы системных объектов (составные предметы – простые системы – сложные саморегулирующиеся системы – сложные саморазвивающиеся системы) рассматриваются ученым исключительно в качестве стадий техногенеза и как таковые не коррелируют с эволюцией способов описания объектов в социально-гуманитарных науках.[503]
2. Стиль мышления vs. парадигма: к обоснованию понятия. Мы исходим из того, что классическое и постклассическое правопонимание представляют собой своеобразные стили философско-правового (теоретико-правового) мышления,[504] типологические особенности которых определяются типом научной рациональности. Данное утверждение требует как соответствующего обоснования, так и доказательства его теоретико-методологического значения. В аргументации, таким образом, нуждаются, во-первых, само понятие стиля мышления, во-вторых, общенаучный характер типологии научной рациональности на классическую и постклассическую, позволяющий использовать такую типологию в качестве инструмента концептуализации истории и современного состояния теории права.
В основе типологии классического и постклассического правопонимания лежит представление о том, что научное знание (и знание теоретико-правовое не является исключением) представляет собой исторически развивающееся явление, формирующееся в границах определенного социокультурного контекста. Определяемые фундаментальными ценностями культуры соответствующей исторической эпохи способы видения реальности в науке, методы научного исследования, стандарты изложения научного знания, критерии научности, не всегда эксплицируемые мировоззренческие основания науки – в конечном счете образуют то, что можно было бы обобщенно выразить через категорию «стиль научного мышления».
Для того чтобы пояснить реальность стилевых различий классического и постклассического теоретико-правового знания, достаточно поставить несколько вопросов – «научно» ли, например, полагать, что какая-либо из современных теорий права является «абсолютной истиной», а сама истина есть «соответствие вещи (права) и представления» о ней (согласно известной корреспондентской концепции истины «adaequatio rei et intellectus»), а следовательно, «научно» ли думать, что (подобно известным манипуляциям барона Мюнхгаузена) можно точно так же «вытащить» себя из социального мира и посмотреть на него со стороны, чтобы оценить его соответствие нашему мысленному представлению о нем; что можно, познав «объективные закономерности» развития права, абсолютно точно просчитать его дальнейшие эволюционные (непременно эволюционные) изменения и на основе эвристического потенциала фундаментальной правовой теории рационально управлять ими? Один из вероятных ответов будет состоять в том, что, конечно, каждая из правовых концепций есть лишь одна из возможных – «конкурирующих» – интерпретаций