на то, что вы найдете то истинное духовное благо, которого вы ищете».
На мой вопрос, просмотрел ли он корректуру «На каждый день» с пометками, сделанными мною по его указанию, Л.Н. ответил, что нет, и, спохватившись, что это скоро нужно, пообещал сегодня же вечером просмотреть (чтобы затем отослать ее в типографию). Больше пока он мне ничего не поручил, если не считать данных раньше для распределения по дням мыслей о неравенстве.
Затем все Толстые и гости с Л.Н. и Долгоруковым во главе пешком отправились во вновь открываемую библиотеку. Так как я приехал верхом и не мог оставить лошадь, я проехал к библиотеке раньше, по льду пруда. Помещается библиотека в первом домике направо в деревне, если идти от усадьбы. Там уже собралось несколько человек крестьян – старых учеников Л.Н. – и много ребят.
Войдя в крошечное помещение библиотеки, Толстой принялся осматривать всё, что тут было. Из книжных шкафов он вынимал одну за другой книги и читал их названия. Подбор книг оказался случайным, чем Л.Н. не мог остаться доволен. На одной из стен укреплены были две своеобразные папки с множеством раскрашенных картин исторического и географического содержания. Л.Н. просмотрел картины и одобрил помещение их в библиотеке, где крестьяне могли их рассматривать.
Затем Долгоруков обратился к Толстому, присевшему у окна на табуретке, с небольшой учтивой речью, какие говорятся в подобных случаях. В речи он приветствовал его от имени Общества грамотности.
Л.Н. благодарил и выразил надежду, что «наверное, и мои близкие (указывая на крестьян) разделяют мою благодарность». Те подтвердили его слова, заявив, что «охота читать у них была большая». Л.Н. сам показывал им картины и называл книги. Наконец фотограф от «Русского слова» снял общую группу, и Л.Н. уехал кататься верхом с Душаном.
Между прочим, старик крестьянин Семен Резунов, стоя у крыльца, начал рассказывать (еще когда Л.Н. был в домике и показывал библиотеку крестьянам), как он учился у Толстого.
– Ученье было хорошее! Утром придешь – кататься, а потом блины есть – блины хорошие!.. А на стене написано: гуляй, ребята, Масленица!..
Кругом все смеются.
А Семен, с лицом артиста Артема из Художественного театра, продолжал рассказывать о блинах, о каком-то дьячке и еще о чем-то.
Л.Н. вышел на крыльцо и слушал улыбаясь.
– А ведь ты, Семен, теперь бойчее стал, чем в школе-то был! – заметил он.
Февраль
1 февраля
В столовой Татьяна Львовна читала сообщение «Русского слова» о постановке в Париже пьесы Ростана «Шантеклер». Когда она прочла о том, что появление на балу у курицы каких-то петухов стоило театру несколько тысяч франков, и о том, что один из этих петухов произносил патриотический монолог, Л.Н. сказал:
– Прав Граубергер, это дети, и скверные дети!.. Это похоже на того московского купца, который отдал тысячи клоуну Дурову за дрессированную свинью, зажарил ее и съел…
Пройдя в кабинет, он вручил мне совершенно готовую корректуру январского выпуска «На каждый день» с просьбой