угодно, – сказал он. – Но лучше все-таки вечером. Да я сегодня и сам к вам заеду, часа в три, когда поеду кататься.
Вернувшись, я сообщил нашим гостям радостное известие, что Толстой сам приедет в Телятинки, и мы стали ждать его.
Токарев и Граубергер оказались очень приятными и интересными людьми. Оба давно уже состоят почитателями Л.Н. и его единомышленниками. Из них один, Яков Алексеевич Токарев – торговец в большом саде на Волге, скромный, деликатный человек, малоразговорчивый сам, но к речам других прислушивающийся весьма внимательно.
Граубергер Федор Христофорович – садовод и сельский хозяин, бывший раньше народным учителем. В противоположность Токареву – горячий спорщик. На своей родине он устраивает диспуты с православными священниками, разные собрания и пр. – словом, является настоящим «толстовским миссионером».
Без пяти минут три, сидя в своей комнате, я сказал одному из гостей:
– Что-то нет Льва Николаевича. Да, впрочем, он сказал, что, может быть, заедет…
В то же время мне почудилось в окно, что к нам кто-то проехал. Я поспешил на улицу. Только что отворил дверь своей комнаты и вышел в проходную, как отворилась противоположная дверь в эту комнату, из сеней, и вошел Л.Н., в своей желтенькой шапочке, в валенках, в синей поддевке, с хлыстом в руках, окруженный нашими домочадцами.
– Здравствуйте, – обратился он к Маше Кузевич (девушка, живущая у Чертковых и обучающая грамоте деревенских ребятишек. – В.Б.) и деревенским детям.
Те отвечали.
Я провел его к себе в комнату, взял у него и положил на стол хлыст, ремешок, которым он подпоясывался, бережно развязал ему башлык и снял с него поддевку, повесив ее на гвоздь. Л.Н. сел на стул у стола.
В комнате моей собралось еще человек пять кроме меня: Егор Павлович Кузевич (управляющий хутором), Токарев, Граубергер и Скипетров, который опять к нам приехал. Пришел однорукий работник Федор и направился к Л.Н.
– Здравствуйте, Лев Николаевич!
– Здравствуйте, – сказал Толстой и приподнялся, протягивая ему руку.
Я пошел за стульями, а Л.Н. обратился с расспросами к Токареву и Граубергеру. Граубергер передал ему письмо из Москвы, от Горбунова-Посадова.
– Извините, – сказал Л.Н., распечатывая письмо. Он начал читать его про себя, но затем прочел вслух. Горбунов писал о новых изданиях «Посредника», вышедших и предполагающихся, о суде над ним за издание Спенсера и Гюго, о своей усталости и решимости все-таки не бросать работы.
– Это приятно! – сказал Л.Н. – Очень хорошее вы мне письмо привезли.
В разговоре с Токаревым о его детях Толстой коснулся вопроса о воспитании и сообщил свою мысль о самоучителях, развив взгляд на план этого дела, о котором он подробно толковал с Буланже.
– Вы устали, наверно, Лев Николаевич? – спросил я, узнав, что он приехал вовсе не в санях, а верхом, в сопровождении слуги.
– Нет, ни крошечки! – воскликнул Л.Н.
Затем через некоторое время он встал.