ваш паспорт, ни язык, выученный в раннем детстве, не имеют никакого отношения к вашей компетентности как переводчика. Важно лишь, свободно ли вы владеете – или полагаете, что свободно владеете, – языком, на который переводите. Называть его родным не помогает, еще меньше помогает утверждение, что переводить можно только на материнский язык. Существует столько разных способов почувствовать себя в языке «как дома», что не имеет никакого смысла разбивать говорящих на две категории – носители и неносители, – как бы широки ни были определения этих категорий.
Принято считать, что переводить можно только при условии, что ты прекрасно знаешь оба языка, но во многих областях это не так. Например, перевод поэзии, пьес и субтитров к фильмам часто выполняется совместно. Для одного партнера родным является язык оригинала, L1, а для другого – язык перевода, L2; кроме того, оба должны знать какой-то общий язык – обычно, но необязательно, это L2. А еще переводчик на целевой язык должен быть или считать себя экспертом в языке жанра – как драматург, или поэт, или умелый выразитель смысла в сжатых субтитрах и так далее. Даже в переводе художественной прозы есть знаменитые переводческие команды: например, Ричард Пивер и Лариса Волохонская вместе заново перевели многие классические произведения русской литературы. Другого рода партнерство использую я при переводе романов Исмаиля Кадаре, написанных на албанском – языке, которым я владею лишь на уровне разговорника. Я беру за основу французские переводы скрипача Теди Папаврами, а затем задаю вопросы на французском Папаврами и Кадаре, который знает французский достаточно хорошо, чтобы обсуждать аллюзии, отсылки, стиль и прочее.
За пределами Западной Европы предубеждение против переводов на неродной язык менее распространено, а в некоторых местах совершенно отсутствует. В течение долгих десятилетий Советский Союз настаивал, что выступления его делегатов в ООН должны переводиться не носителями других официальных языков, а носителями русского, профессиональными переводчиками на испанский, французский, английский, арабский и китайский. В московской переводческой школе в оправдание этой политически мотивированной практики была создана теория – или скорее легенда, – согласно которой главным навыком устного переводчика является его доскональное понимание оригинала{34}. Большинство профессионалов не разделяют эту точку зрения, считая, что для выполнения непостижимо тяжелой нагрузки на мозг, какой является синхронный перевод, необходимо автоматическое владение целевым языком, – однако более сорока лет в русских кабинах ООН действительно работали L2-переводчики, которые очень хорошо справлялись со своей задачей{35}.
Письменный L2-перевод – перевод на «неродной» язык – широко распространен за пределами небольшой группы языков Запада с их устоявшейся традицией изучения иностранных языков в школе и долгой историей взаимных переводов. Лишь немногие