и шепотом попросил харчевника добавить к доброму английскому элю крепкого фламандского вина. Харчевник так и сделал.
– Клянусь Девой Марией, – произнес жестянщик, сделав добрый глоток эля, – этот Витольд Тамвортский – хорошее, кстати, саксонское имя, скажу я тебе, – варит такой крепкий эль, какого сроду не касались губы Уота Яблоневой Дубинки.
– Пей, приятель, пей, – воскликнул Робин, сам лишь слегка смочив губы элем. – Эй, хозяин! Принеси-ка моему другу еще одну кружку. А теперь споем, друг мой дорогой!
– Конечно, любезный приятель, – согласился жестянщик, – я спою тебе песню, ведь такого эля я не пробовал за всю свою жизнь! Клянусь Девой Марией, да у меня уже в голове гудит! Эй, хозяйка, иди послушай мою песню, и ты, милая девушка, иди сюда! Лучше всего я пою, когда глядят на меня красивые глаза.
И он запел старинную балладу о короле Артуре под названием «Женитьба сэра Гевина», которую ты, мой читатель, быть может, прочтешь когда-нибудь, – на славном английском прежних времен. Он пел, и все слушали повесть о благородном рыцаре и жертве, которую он принес королю. Однако задолго до того, как допел жестянщик последний куплет, язык его стал заплетаться и голова закружилась от крепкого напитка, подмешанного к элю. Сначала он стал запинаться, затем неразборчиво произносить слова, после голова бедолаги стала болтаться из стороны в сторону, и наконец он уснул мертвецким сном.
Робин Гуд рассмеялся и проворно достал у жестянщика из-за пазухи бумагу.
– Ловок ты, жестянщик, – проговорил он, – но не так ловок, как ловкий вор Робин Гуд.
Потом позвал он харчевника и сказал ему:
– Вот тебе, добрый человек, ровно десять шиллингов за угощение, которое ты устроил нам сегодня. Позаботься как следует о нашем дорогом госте, а когда он проснется, можешь и с него попросить десять шиллингов. Если у него их не окажется, забирай его суму и молоток, и даже куртку, в качестве платы. Так я наказываю тех, кто приходит к нам в лес со злыми умыслами. Что до тебя, то не знал я еще харчевника, который, если есть возможность, не возьмет двойную плату.
При этих словах хозяин хитро улыбнулся, – не иначе, припомнил крестьянскую поговорку: «Учи сороку воровать яйца».
Жестянщик проспал до самого вечера, пока не вытянулись тени деревьев на лесной опушке. Проснувшись, глянул он вверх, вниз, на запад, на восток, собираясь с мыслями, что разлетелись, как солома по ветру. Сначала вспомнил он о своем веселом сотрапезнике, но того нигде не было видно. Потом вспомнил о своей крепкой дубинке. Ее он держал в руке. Затем вспомнил про пергамент с приказом и про восемьдесят золотых, которые должен был получить за арест Робина Гуда. Сунул он руку за пазуху, но там не оказалось ничего – ни клочка бумаги, ни мелкой монеты. В ярости вскочил он на ноги.
– Эй, хозяин! – завопил он. – Ушел ли уже тот плут, что только недавно был тут со мной?
– Что за плута имеет в виду ваша милость? – спросил хозяин, обращаясь к жестянщику со всей учтивостью, на которую